Сайдботтом покачал головою; но его упреки были подавлены в зародыше появлением дворецкого с докладом, что приехал доктор Плот.
Обрадовавшись, что избавился этим от замечаний Сайдботтома, сквайр пошел навстречу своему старинному приятелю, который медленно вошел в кабинет. На лице старика отражались следы страданий, которые вынес он в предыдущую ночь; но в осанке его сохранилось обыкновенное достоинство.
— Милый сэр Вальтер! — вскричал сквайр, когда удалился дворецкий, — как рад я видеть вас здесь! Как добры вы, что приехали на мое приглашение! Сейчас объясню, зачем вам было необходимо приехать сюда. Но прежде садитесь, садитесь.
— Благодарю, Монкбери, — сказал сэр Вальтер, в изнеможении опускаясь на стул. — Не думал я, чтоб нам с вами случилось встретиться, а особенно мне быть здесь. Но, слава Богу, я здесь, и у меня еще достанет силы высказать вам все, что нужно. Очень рад, что застаю здесь также вас, доктор Сайдботтом, и вас, мистер Ропер. Вы на меня пристально смотрите, верно, удивляясь, что я так изменился в одну ночь. Да, тяжела была эта ночь! Я в несколько часов состарелся на двадцать лет. О, какая ночь! какая мучительная ночь! Но она принесла мне пользу: я теперь не тот, как прежде; во мне исчезла гордость, неуступчивость. Я смирился, раскаиваюсь, умоляю о прощении.
— Это прекрасно, сэр, — сказал Сайдботтом, — вы теперь можете облегчить вашу совесть от тяжелого бремени. В нас вы найдете участие, симпатию, помощь.
— Мужайтесь, сэр Вальтер, мужайтесь! — сказал сквайр, пожимая его руку. — Мы все несвободны от слабостей и проступков.
— Мои слишком тяжелы, Монкбери, — отвечал он, печально склонив голову. — Слушайте же мою исповедь. Нынче, вы знаете, я ночевал в доме, который прежде принадлежал мне; я ночевал в комнате, с которою связаны ужасные воспоминания. Едва переступив порог ее, нашел я письмо, которым рассеялись мои злобные, мучительные подозрения, письмо от моей покойной жены, доказывающее невинность ее и несправедливость моей жестокой ревности.
Волнение старика было так велико, что несколько минут не мог он говорить.
— Вообразите мое отчаяние… нет, вы не можете вообразить его: у вас на совести нет таких преступлений. Я покушался на самоубийство. Меня удержала мысль, что прежде я должен восстановить честь жены. Я кончил письмо и готов был расстаться с ненавистною жизнью, но меня остановили таинственные, грозные видения.
— Не отчаивайтесь, сэр Вальтер, — кротко заметил Сайдботтом, — истинное раскаяние всегда служит залогом прощения. Вы можете еще загладить, хотя отчасти, зло, в котором себя обвиняете.
