В некоторых бастионах можно было встретить два и три образа с кисейным или даже шелковым покрывалом. Множество свечей, а иногда и лампада, теплились у образов, в особенности вечером. Все, проходя мимо того места, где стоял образ, снимали шапки и набожно крестились, творя молитву. В блиндажах многих бастионов были устроены походные церкви.
Стоит только взойти на площадку – и однообразная бастионная жизнь вся перед вами. На батарее, возле образа, сидят кучки матросов и пехотных солдат: одни играют в карты, другие слушают рассказчика. Посередине укрепления виден пехотный солдат, проходящий через батарею и с трудом вытаскивающий ноги из липкой грязи. Поместившись в амбразуре и поставив перед собой котелок, солдаты едят кашу. Приютившись на платформе у орудия, сидит матрос с женой, принесшей ему домашний обед. Она ждет, пока муж поест, чтобы взять посуду и отправиться домой под градом пуль; возле них, на другом орудии, сидит флотский офицер и свертывает папироску, изредка поглядывая в амбразуру, сквозь которую виден белый каменистый вал неприятельских траншей, лентой протянувшихся перед нашими укреплениями. Во многих местах, как, например, перед 4-м бастионом, неприятельские траншеи расположены были не далее 40 саженей.
4-й бастион в это время считался самым опасным местом в Севастополе. Когда кто-то говорил: «Я иду на 4-й бастион», он говорил это с особым ударением; когда хотели подшутить над кем-нибудь, то говорили: «Тебя бы отправить на 4-й бастион»; если встречались носилки и спрашивали откуда, говорили: «С 4-го бастиона». Все, не бывавшие или случайно бывшие на бастионе, были уверены, что 4-й бастион – верная могила каждого, кто появится на нем. А между тем защитники бастиона, люди, сроднившиеся с ним, никогда не хвалились, что живут день и ночь на бастионе. На вопрос, что на 4-м бастионе, они отвечали, грязно или сухо там, тепло или холодно в их незатейливых землянках.
На бастионах, несмотря на близость неприятеля, все казалось спокойно, точно как в мирном городе. Люди не бегали, не суетились, каждый занят был своим делом. Полет снаряда не производил в них замешательства. Проводя день и ночь под открытым небом, защитники не знали прикрытия, не знали безопасного места, где бы можно было скрыться. Для них единственной защитой от неприятельских снарядов был сигнальщик.
Живя долго на батареях и прислушавшись к выстрелам, солдаты до того поднаторели в звуках, что, сидя в закрытом месте или зажмурив глаза, могли верно определить, с каких батарей стреляют, какие летят снаряды и где они лягут.
