Но Чары не хотел делать уступок Жаворонку. Пугливость коня — опасная болезнь, ее надо тушить в зародыше. Чары погнал коня прочь от ограды. Он хорошенько промял его, заставил утомиться и осторожно повел к ограде. Но сопротивляемость Жаворонка еще не была ослаблена. Чары снова задал ему работу. На землю спускались сумерки, и кумачовая тряпица полиловела, когда Чары наконец провел Жаворонка сквозь страшную брешь. Он шагом сделал круг и одобрительно потрепал коня по шее. Трудовой день не пропал даром…
Сарыев оказался хорошим хозяином колхоза. Ему удалось вернуть на конеферму нескольких коней, отданных Курбановым в частные руки. Из них лишь гнедой Мелекуш да каурый иомуд годились для объездки, остальные были испорчены.
Мелекуш и каурый новой заботой легли на плечи Чары. Оба были смирными, усердными, но весьма посредственными конями. И хотя Чары не возлагал на них особенных надежд, он считал своим долгом уделять им по нескольку часов в день для тренировки. Лишь когда из армии возвратились ярые лошадники братья Карлиевы, он смог избавиться от этой дополнительной нагрузки и снова посвятить все свое время Жаворонку.
Каждый день объезжал он его за глиняной огорожей, над которой колыхался побуревший от солнца обрывок флага.
Внешне Жаворонок стал послушней, но внутренне не покорился Чары. Случалось, он развивал такую скорость, что Чары утрачивал ощущение своего веса. «Жаворонок — великий конь», — думал Чары, и эта мысль поддерживала его в те дни, когда все его старания разбивались о снисходительную лень коня.
В один из счастливых дней на площадку пришел Сарыев. Когда Чары после пяти кругов остановил чуть взмокшего Жаворонка, Сарыев сильной рукой притянул к себе друга и поцеловал.
— Идущий и пески перейдет, — сказал Сарыев.
Но похвала не обрадовала Чары. Он слишком хорошо знал зыбкость своих успехов. Чары обладал прирожденным талантом тренера, волей, настойчивостью. Но он был молод и потому недостаточно опытен. Быть может, по этой причине за пестрой сменой своих успехов и неудач он проглядел приближение зрелости Жаворонка. Так или иначе, но переход к окончательной зрелости не обошелся без бурных потрясений…
Однажды во время скачки, когда Жаворонок был хорошо настроен и на большой резвости несся вперед, какое-то острое, тонкое чувство подсказало Чары, что конь его обманывает. Даже сейчас не открывает он Чары своих настоящих возможностей.
«Он заставляет меня принимать медь за серебро, — подумал Чары, — он водит меня за нос, как последнего дурака…»
