Это дружелюбие обезоруживало Чары, он хотел, но не мог брать коня «на силу». Молодость и чувствительность коня требовали иных приемов работы. И он нашел эти приемы: строптивости Жаворонка он противопоставлял терпеливое упрямство. Он никогда не отступал от намеченной цели, на все выверты коня отвечал ласковым понуждением. Он оставался спокойным, когда все внутри у него дрожало от бешенства. И нервный, трепетный характер коня начинал сдавать под этим ровным, не знающим спада, упорством.
Это был такой изнурительный и, казалось бы, безнадежный труд, что даже Сарыев однажды сказал:
— Не мучай себя, Чары-джан, понапрасну…
Но Чары закричал неожиданно звонким, злым мальчишечьим голосом:
— Не таких видели!.. Немец упрямей был!..
— Это верно, Чары-джан… Только не озлобляй сердца своего против коня.
Нет, Чары не ожесточал сердца против Жаворонка. Он был не только тренером, наездником, но и чабаном, конюхом, нянькой Жаворонка. Он находил для него самые тучные луга, своими руками готовил теплое пойло, засыпал корм, мыл, скреб, чистил. И неустанно наблюдал, изучал коня…
Что ни день, дарил его Жаворонок новыми неожиданностями. Он уже ходил под седлом, когда вздумал сыграть с Чары одну из самых жестоких своих шуток.
Позади конефермы находилось большое ровное поле, огороженное глинобитной стеной. До войны там объезжали коней, но сейчас площадка густо поросла сорной травой — колючкой. Собрав ребятишек, Чары в несколько дней выполол всю траву и деревянным катком подровнял грунт. Затем оседлал Жаворонка и рысью двинулся к площадке. Они приближались к широкой бреши в стене, когда Жаворонок испуганно повел ушами и, занеся круп в сторону, резко осадил. Чары послал его вперед. Конь всхрапнул и взмыл на дыбы. Чары не успел опомниться, как, шатко переступив на задних ногах, Жаворонок грохнулся навзничь. В последний момент Чары, оттолкнувшись от стремян, успел выброситься из седла. Они упали порознь — конь и человек…
— И тебе не стыдно? — сказал Чары.
В момент падения Чары не почувствовал боли, но сейчас спина горела, как при ожоге. И все же надо продолжать работу. Он поставил ногу в стремя и трудным усилием послал свое съежившееся от боли тело в седло.
Сделав небольшой круг, Чары снова направил Жаворонка к бреши в стене. Он почувствовал, как опустился зад коня, и, ловя последний момент, схватил в горсть его гриву, всем телом подался вперед и не дал Жаворонку стать на дыбы…
В чем же дело?
Чары отпустил поводья, и конь сразу кинулся прочь от стены. Очевидно, что-то пугало Жаворонка. Чары спешился и повел его к стене. Он уловил быстрый испуганный взгляд, брошенный конем вверх, и разом все понял. В ограде как раз над проломом торчала палка с обрывком красного полотнища. Ее укрепил один из подростков, помогавший ему в уборке площадки. Он шутливо назвал тряпицу «флагом стадиона». Эта шевелящаяся на ветру тряпица и вызывала испуг Жаворонка.
