— Ну, ну, — сказала наставительно. — Это не по-сыновьи.
— Простите, — пробормотал Старков, красный, потный и жалкий. — Не знаю, что на меня нашло.
— Бедный мальчик! — вздохнула Мария Александровна, голос ее звучал ласково. — Я не сержусь. Господи, я все понимаю. Вы столько времени один. Успокойтесь.
Старков опустил голову.
— Ах, какой же вы еще молодой!.. Обиженный мальчик, — добавила она, словно заглянув в его дальнюю душу. — Ну, мне пора. Надо собраться и — в путь.
Старков смотрел на нее. Уже подступившую злость стерла с его лица растерянная беззащитность.
— Я скоро вернусь, — успокаивающе, тепло сказала Мария Александровна. — В первый же день после Пасхи. И сразу к вам. Все будет хорошо.
И она ушла…
— Да не вертись ты!..
Мать одергивает на семилетнем Старкове серую курточку из дешевенькой байки. Какая-то пуговица болтается. Мать пришивает ее накрепко. Критически рассматривает сына. Берет гребень и причесывает непослушные завитки. Вихор на затылке упрямо торчит. Она берет жбанчик с квасом, смачивает волосы сына и пытается пригладить их ладонью к голове.
— Ты, как войдешь, поклонись низко и шаркни ножкой. Покажи, что ты воспитанный мальчик, а не какой-то пентюх. Хозяину ручку поцелуй и скажи: благодарствуем за приглашение, Ваше степенство.
— Не буду ручку целовать!
— Поговори еще! В чулан захотел? С мышами Рождество встренешь. Нам такую честь оказывают! В чистые покои пускают. Жаль, твой отец не дожил, царствие ему небесное!
Она еще раз одернула на сыне все, что можно: курточку, воротничок рубашки, галстучишко, панталоны. Придирчиво оглядела.
— Ну, вроде прилично…
* * *
…Залитая огнями, сверкающая серебряной канителью, увенчанная звездой, источающая хрустальный свет елка.
Старкова-мать в дверях что-то опять оправляет на сыне и подталкивает его вперед. Крестит.
— С Богом!
Мальчик, как деревянный, движется по натертому воском полу зальца, то и дело отвешивая поклоны всем попадающимся на пути: гостям, их нарядным детям, приживалам, слугам. После каждого поклона он старательно шаркает ножкой. На него смотрят: кто с удивлением, кто с насмешкой, а слуги просто отстраняют его с дороги.
Какой-то озорник за его спиной стал передразнивать движения нелепого чужака. Он очень похоже волочил ноги, пучил восторгом и удивлением глаза, разевал по-глупому рот, шаркал ножкой ни к селу, ни к городу. Этот театр вызывал снисходительные улыбки взрослых и визгливый восторг детей.
Наконец и Старков заметил, что его передразнивают.
