Без семьи | страница 3

Вскоре в очаге запылало яркое пламя. Матушка Барберен достала со стены сковороду и поставила на огонь.

— Подай мне масла!

Она взяла на копчик ножа кусок масла, величиной с небольшой орех, и положила его на сковороду. Масло растопилось и зашипело. Приятный запах, почти уж нами позабытый, защекотал нам ноздри.

Вдруг я услышал чьи-то шаги на дворе.

Послышалось, как стукнула палка, а затем быстро распахнулась дверь.

— Кто там? — не оборачиваясь, спросила матушка Барберен.

На пороге стоял незнакомый мужчина. При свете очага я увидел его белую блузу и палку в руках.

— Ах, боже мой! — воскликнула матушка Барберен, бросая сковороду на пол. — Это ты, Жером?

Затем она взяла мою руку, толкнула меня к человеку, который стоял в дверях и сказала:

— Это твой отец!

Я бросился к нему, но он с недоумением посмотрел на меня и спросил:

— А это кто?

— Это Рене.

— Но ведь ты мне писала…

— Да, писала, только… это была неправда, потому что…

— А, неправда!

Он недружелюбно посмотрел на меня, а затем, оглянувшись вокруг, добавил:

— Я вижу, что вы справляете масленицу. Это очень кстати, потому что я страшно голоден. Что у тебя на ужин?

Он поднял глаза к потолку, где когда-то висели окорока; но крюки давно уже были пусты, и только кое-где торчали пучки лука и чеснока.

— Вот лук, — сказал он, сбивая палкой пучок. — Четыре или пять луковиц, кусок масла, — и выйдет отличная похлебка. Сними свою сковороду и поджарь луковицы на масле.

Матушка Барберен ничего не возразила. Она поспешила исполнить приказание своего мужа, а он уселся на лавке у очага.

Я не смел тронуться с места и смотрел на него, облокотившись на стол. Это был человек лет пятидесяти, с суровым и строгим лицом. Голова его, вследствие ушиба, была наклонена к правому плечу.

^{>«Это был человек лет пятидесяти, с суровым и строгим лицом».}

Матушка Барберен поставила сковороду на огонь.

Он взял тарелку с маслом и опрокинул весь кусок на сковороду.

«Нет больше масла, не будет блинов!» — подумал я.

В другое время меня очень огорчило бы такое лишение, но теперь я не думал больше ни об оладьях, ни о блинах.

Меня занимала мысль, что этот строгий человек — мой отец.

— Что же ты стоишь, точно примерз к полу, — сказала мне матушка Барберен, — расставь тарелки на стол.

Я поспешил повиноваться. Похлебка была готова. Матушка Барберен поставила ее на стол.

Тогда отец вышел из своего угла, сел за стол и начал есть. Матушка Барберен ходила взад и вперед вокруг стола, внимательно прислуживая своему мужу.