Великому магистру пришлось решать трудную задачу. Крестить Витовта не откладывая было бы хорошо. Но крещеный Витовт не стоит и хвоста дохлой крысы как претендент на стол великого литовского князя. Не говоря о жемайтах, католика не поддержат и русские князья. Оставить герцога язычником? Как посмотрят на это рыцари других стран? Не будут ли они гнушаться обнажить свой меч рядом с неверным? Но договор с литовским князем сулил очень многое, ради вожделенной Жемайтии можно претерпеть и некоторые неудобства.
— Пусть будет по-твоему, — наконец сказал магистр. — Сначала станешь великим князем, потом крестишься. Оружие, лошадей и одежду мы дадим.
Дело было сделано, начались другие разговоры. Князь Витовт стал рассказывать про вероломство Ягайлы, и как погиб его отец, и как он сам чудом спасся из кревской башни.
Великий магистр закрыл глаза. Так он быстрее улавливал оттенки в голосе князя и лучше понимал его.
Время шло за полночь. Конрад Цольнер стал подумывать о мягкой постели.
— Ваша святость, — спросил Витовт, вдруг вспомнив недавний случай в замке, — почему комтур выпустил пленных литовских женщин без выкупа?
— Их выпустили под твое слово, герцог.
— Но разве комтур знал, что я нахожусь в замке?
— Да, он знал.
— Но кто же сказал ему об этом?
— Бог! — ответил магистр и поднял указательный палец кверху. — Кстати, ты заплатишь за каждую невольницу по сто грошей.
— Хорошо, — согласился Витовт. — А чей бог сильнее, наш Перкун или Христос?
— Ваши боги — не боги, а бревна, — просипел из своего угла Симеон.
Князь Витовт обернулся, вспыхнул, но поборол себя и не стал спорить.
После ужина три комнаты во дворце великого магистра были предоставлены Витовту и его слугам. Утром трокский князь должен дать клятву верности ордену.
— Сегодня ты превзошел себя, — зевая, сказал магистру духовник, когда они снова очутились в спальне, — условия договора, слава Иисусу Христу, превосходны.
Конрад Цольнер потел под мягкой периной и тяжко вздыхал. Скоро опять война, и ему снова придется облачаться в броневые доспехи. Ох-хо-хо, как ненавидел он эти доспехи! Вот уже год у магистра побаливало сердце. По ночам, во сне, он видел себя закованным в броню. Ему тяжело, трудно дышать. Если не снять шлем, сейчас же, немедленно, он умрет. Но шлем не сходил с головы, и магистр просыпался с бьющимся сердцем, в холодном поту… Начнется война, и на этом ковре он, пожилой мужчина, владыка могучего государства, ляжет на спину и задерет свои тощие ноги. Оруженосцы наденут железные штаны, а потом будут надевать одну за другой многие одежды, завязывать десятки ремешков и тесемок.
