— Сколько раз меня мой язык подводил! — восклицал он с горечью, — но никогда ничего подобного не было! Что делать?
— Да что же тут делать, — сказал я, — оставайтесь при особом мнении, а мы останемся при своем. Если это пьеса Суворина, не может быть, чтобы она была так слаба, чтобы ее нельзя было пропустить.
— Да ведь вы протокол уже подписали!
— И не думали. Ведь вы будущий раз хотели нам читать пьесу.
Дмитрий Васильевич схватил меня под руку и стал водить по комнате.
— Тут, душенька, вот какой казус: я думал, что мы поспеем ее прочесть в прошлый раз, и пометил ее как прочитанную в протоколе заседания. Так что вы все подписали… Ну, что делать! Ошибка!.. Но, конечно, ее надо исправить. Я возьму протокол обратно.
— Не отдадут.
— Иван Александрович спросит для себя, я возьму от него и заменю другим. Я это все устрою…
— Да прочитать-то пьесу нам надо?
— Конечно, прочтем, — но это уж формальность. Понимаете, мне показалось, что она слаба… А теперь я вижу, что она… Ну просто мне показалось…
От меня Дмитрий Васильевич бросился к Вейнбергу и Потехину. Что они говорили — не знаю. Но на другой день мы экстренно собрались, и Петр Исаевич читал пьеску. Пьеска оказалась очень милой, и в ней не только не было ничего плохого, но она была одной из самых лучших одноактных русских пьес.
— Какое-то затмение на меня нашло! — говорил Григорович. — Почему мне взбрело в голову? Вы не можете себе представить, как все это было мне неприятно.
Иван Александрович по своему мягкосердечию все дело уладил. Но в архивах дирекции остались следы какой-то путаницы. Но надо правду сказать, Дмитрий Васильевич так напутал числа заседаний, номера протоколов и т. д., что будущий историк, поверивший их датам, будет введен в большое затруднение.
Я решил после этого случая не оставаться более в литературно-театральном комитете и, воспользовавшись тем, что меня пригласили управляющим труппой в частном театре литературно-художественного кружка, оставил комитет, получив благодарность от Министерства Двора.
Глава 17 А.В. Сухово-Кобылин
А.В. Сухово-Кобылин. Пров Садовский в роли Расплюева. — "Дело"- и "Смерть Тарелкина" на сцене суворинского театра.
Театральное сочинительство имеет какую-то особо притягательную силу. Как мало было беллетристов, которых бы хоть раз в жизни не соблазнили лавры драматурга. Уж на что, кажется, были чужды театру М.Е. Салтыков-Щедрин и Н.С. Лесков-Стебницкий, а и те отдали ему дань, написав такие превосходные вещи, как "Смерть Пазухина" и "Расточитель". Пушкин, Лермонтов, Л. Толстой — все прельщались сценой, всех манил сжатый диалог без описательных отступлений. Даже у Владимира Соловьева есть публицистические и шуточные вещи, написанные в драматической форме. Кажется, один только И.А. Гончаров устоял от соблазна и никогда не рисковал выступить с пьесой.
