— В чем же дело? — спрашиваю.
— Да вот наследства еще не получил. Получу — тогда еще обо мне у-у-услышат.
Я совсем забыл про его "мечты". Иду в тот же год осенью по Невскому. Погода омерзительная, дождик моросит подло, как из пульверизатора. Вижу, ковыляет мне навстречу Есипов (он был хром) с чудовищным портфелем. Издали увидел меня и кивает головой. Подошел и говорит:
— Есть, сударь вы мой, смелая и бойкая комбинация одного грандиозного предприятия. Необходимо с вами посоветоваться. Наследство я получил. Не могу удержаться. На днях приеду и поговорю с вами.
И в самом деле, дня через три приезжает.
— Хочу жу-жу-журнал издавать.
— Да ведь вы, друг мой, неопытны в этом деле?
— Вот опыт и приобрету.
— А живопись?
— Живопись к черту! Без меня много. А вот настоящего, карикатурного журнала нет. Чтоб сатира пеной била. Чтоб все эти "Искры" прежние за пояс заткнуть.
— Откуда же у вас сотрудники, художники? Он пожал плечами.
— Откуда-нибудь придут. Я скромно начну. Нанял в Измайловском полку квартирку в две комнатки — посмотрим, что Бог даст.
— А название журнала? Он оглянулся.
— Вы никому не скажете? Побожитесь. Он наклонился к самому уху и шепнул:
— "Шут"! Правда забирательно? И формат знаете какой? Он развел руками и показал размер вдвое больше любой самой крупной газеты.
— Да вы знакомы хоть с кем-нибудь из литераторов? Он улыбнулся.
— Говорят, литераторы народ хороший. Помогут. Вот приезжайте контору посмотреть.
Поселился он во Второй роте Измайловского полка, в квартире довольно мрачной, в самом нижнем этаже. На обстановку деньжонок, очевидно, не хватало, и он, чтобы придать некоторую торжественность конторе, купил два больших самых простых кухонных стола и покрыл их зеленым мохнатым сукном.
— Ведь под стол заглядывать не будут? — с убеждением говорил он. В его "рабочем кабинете" было тоже два кухонных стола и несколько табуретов.
И вот в этой-то конторе, охранявшейся чухонкой, почти не говорившей по-русски, новорожденный издатель, без всяких помощников, без всякого опыта, без денег и, по-видимому, без малейших надежд на будущее, чувствовал себя необыкновенно счастливо. Он пел целые дни, перелистывая старые французские сатирические журналы и отмечая рисунки, которые ему особенно нравились. Питался он скромно, почти убого, больше — чаем и говорил:
— Беречь грошики надо: уйдут — не придут.
Он ездил по городу и старался завязать некоторые отношения. Съездил он, между прочим, к М.О. Микешину. Тот ему дал необычайно туманный рисунок: какого-то коршуна, распятого на чем-то вроде креста. Есипов видел в этой композиции нечто чрезвычайно нецензурное, хотя ни он, ни кто бы то ни было из его знакомых не могли понять: да в чем же там дело и в чем заключается сатира? Было даже по поводу этого рисунка целое собрание, на котором большинство голосов предлагало микешинской композиции не печатать. Но издатель согласился с меньшинством.
