Трое разбойников вскочили на ноги, как подброшенные. Один, покрепче телосложением, ухватился за суковатую дубину. Топорная работа… с моей музейной и рядом не валялась. Двое остальных выставили тесаки.
— Кто здесь?! — настороженно спросил тот, что покрупнее. Судя по хриплому голосу, именно он упоминал о пытке огнем.
Я молча выжидал, не покажется ли еще кто. Вдруг разбойников в шайке больше, чем у костра? С учетом общей подготовки и приобретенного уже здесь боевого опыта, с тремя противниками я наверняка справлюсь, а вот оказаться одному против десятка или дюжины нет желания.
Разбойники тоже замерли, глядя примерно в мою сторону.
— Зверь… — спустя какое-то время убежденно произнес шепелявый. Невзрачный мужичонка. Один из пары, вооруженной ножами. Свою убежденность он подтвердил тем, что сунул нож за пояс и снова присел рядом с лежащим на земле человеком.
— Что ты мелешь, Карзубый? Где ты видел, чтобы зверь к огню подходил? — не согласился с ним здоровяк.
— Бывает… — заступился за приятеля Филин. — Я слыхал, что медведь, когда у него зубы болят, вообще не разбирает, куда прет. Хоть в огонь, хоть в воду. И рвет всех, кого на пути встретит. Зубы, само собой, от этого у него болят еще больше, и зверь вообще сатанеет.
— Тьфу на тебя, — сплюнул здоровяк. — Успокоил… Не накаркай…
Что ж, спасибо за идею. Недолго раздумывая, я поправил медвежью шкуру, взревел дурным голосом и, горбясь так, чтоб разбойники прежде всего увидели оскалившуюся морду зверя, сунулся к костру. Дубину, правда, держал наизготовку. Получится — хорошо. Нет — внезапность все равно на моей стороне будет.
Сработало…
Промышляющая грабежом троица с такой прытью ломанулась прочь с поляны, что только кусты затрещали. Оставив мне в наследство догорающий огонь и неподвижно замершее рядом с кострищем тело в монашеской рясе.
Одежонка на слуге божьем и в самом деле давно позабыла о лучших днях. Настоящее рубище, на котором заплат гораздо больше, чем первоначальной ткани. Да и сам он, мягко говоря, был раза в три меньше воспетого изобразительным искусством краснощекого толстяка-чревоугодника. Щуплый, невысокий…
Света от костра не хватало, чтоб разглядеть жертву разбойников получше, но навскидку мог бы поспорить, что это скорее подросток, чем взрослый парень.
Я наклонился и легонько потряс монашка за плечо. Теперь уже на ощупь убеждаясь, насколько он худ. Как говорится, кожа да кости.
— Эй, жертва экспроприации, живой?
Тот неожиданно прытко подхватился, что указывало на целостность и невредимость организма. Встал на колени и завертел головою. При этом держа ее напряженно и чуть склонив набок, словно еще и прислушивался, не вполне доверяя собственным глазам.
