– Смотри, Пьер, какая прелесть, – сказала Сесиль, вновь развеселившись при виде столь комичного зрелища. – Да тут жизнь бьет ключом.
Остановившись перед эркером, все трое спешились и вошли в вестибюль, где в страшном беспорядке было свалено множество чемоданов и саквояжей. Поднимаясь по лестнице, Сесиль ощутила приятное тепло, излучаемое газовыми лампами.
– Я думаю, мы еще выпьем чаю на балконе. Не правда ли, господин фон Гордон?
И действительно, скоро наши друзья уже сидели среди гостей за тем же столом, где всего несколько дней назад завязалось их знакомство. К тому времени Сесиль, то ли из тщеславия, то ли осторожности ради, успела переодеться в отороченный мехом жакет, который очень ей шел и привлекал всеобщее внимание. Она явно наслаждалась успехом, и хорошее настроение не покидало ее вплоть до того момента, когда она, выпив чаю, удалилась под руку с Сент-Арно с балкона, где еще оставалось несколько гостей.
Часы в деревне били одиннадцать, когда Гордон вошел в свой скромный номер в левом флигеле. Он имел обыкновение перед отходом ко сну удобно располагаться в углу дивана, но сегодня был слишком взволнован и возбужден, чтобы усидеть на месте дольше минуты. Одно окно флигеля уже было распахнуто настежь, но он снова встал, чтобы открыть и второе. Под окнами проходила круговая дорожка, обсаженная левкоями и резедой, и он жадно вдохнул их аромат, мощной струей хлынувший в комнату. Все было тихо. Боскеты, обрамлявшие садовые аллеи, были погружены в тень, лишь в одном-единственном месте напротив комнаты Сент-Арно полоса света рассекала кромешную тьму. Гордон вглядывался так напряженно, словно хотел вычитать из этой полоски света все тайны маленького мира по имени Сесиль. Но потом на его лице появилась кривая усмешка. «Кажется, меня занесло, и я сам себя вожу за нос, занимаясь здесь спектральным анализом. Poor[111] Гордон! Наука может разгадать тайну света, но не сердца. Тем более, сердца женщины».
Он отошел от окна и еще раз припомнил все, что принес этот день: ее веселый смех за столом во время игры в буриме на рифму «голец»; залитое лунным светом плато, по которому они возвращались домой; ее долгое «да», все-таки означавшее лишь короткое «нет», ответное пожатие ее руки. И при этом его не оставляли соображения и вопросы, уже заданные им в письме к сестре. «Что с этой женщиной? Такое светское воспитание и такая наивность! Она хочет мне понравиться, но желание-то ненастоящее, больше похожее на привычку, чем на кокетство. Очевидно, она жила в более аристократической среде, возможно, в самой аристократической, пользовалась успехом и поклонением, но не была избалована симпатией, и еще меньше любовью. Да, ее мучит томление, тоска. Но чего ей не хватает? Порой кажется, будто она хочет освободиться от чьего-то давления, или от страха, или от душевной муки. Неужто причина ее страха, ее мучений – Сент-Арно? Но в нем нет ничего от мучителя. И все-таки она, кажется, сегодня оспорила его учтивость. Но это же капризы, и сегодня я видел, что она смотрит на него иногда с неприязнью, а иногда с благодарностью и преданностью. Темна вода во облацех. Странно и непонятно. У нее было что-то в прошлом, или у него, или у них обоих, и теперь прошлое отбрасывает свою тень».
