– Что там за люди? – спросил мальчика Гордон.
Прежде, чем мальчик успел ответить, сверху раздался громкий сигнал горна, в тот же миг на склоне началась беготня взад-вперед и сразу же произошло построение и равнение. Наши путешественники ускорили аллюр и, приблизившись к группе, увидели, что она состояла из совсем молодых парней-гимнастов в тиковых костюмах. С замечательной быстротой и легкостью они построились в шеренги по четыре. Первую шеренгу образовали музыканты: три барабанщика и горнист. Когда Сесиль, ехавшая впереди, оказалась на расстоянии в несколько шагов, командир отряда скомандовал: «Смирно! Налево равняйсь!» И сам отдал ей честь, взмахнув саблей и воткнув ее острием в землю, а тем временем три барабанщика сыграли туш. Сесиль благодарно поклонилась, а Гордон отсалютовал по-военному.
Уже через минуту они въехали в березовую рощу, которая, как и предполагалось, тянулась по склону ущелья, образуя в некоторых местах настоящую тенистую шпалеру.
– Это было очаровательно, – сказала Сесиль. – Юность, юность. Так свежа и счастлива. Так рыцарственна и учтива.
Гордон кивнул.
– Да, милостивая государыня, вот она – Германия, юная Германия. Смотрю на нее с гордостью и радостью. За границей тоже есть что-то в этом роде, но все не то. Здесь все натуральней, менее вычурно, менее mise en scene[93]. Храни Господь нашу молодежь.
Сесиль ехала ближе к обочине, и пока он так рассуждал, березовые ветви несколько раз хлестнули ее по лицу. Гордон предложил ей поменяться местами, но она и слышать об этом не пожелала.
– Что ни говори, это всегда ласка, даже если она причиняет боль. И к тому же этот божественный воздух. Ах, я ничуть не устала, могла бы ехать так целый день.
Наконец они преодолели пологий склон и остановились перед огороженным лугом. За изгородью не было видно ничего, кроме стоявших в некотором отдалении трех почти одинаковых домиков, застывших в ярком свете солнца, молчаливых и словно заколдованных: ни стрекота кузнечиков, ни дымка из трубы. Однако же дорога делала большой крюк, огибая изгородь, вместо того, чтобы быстро и просто пересечь луг.
– Как называется это место? – спросила мальчика Сесиль.
– Тодтенроде[94].
– Тогда все в порядке. Называйся оно иначе, все равно пришлось бы окрестить его именно так. Тодтенроде! Что за люди здесь живут? Наверное, какой-нибудь могильщик.
– Нет, лесник.
За такими разговорами они подъехали к тому месту, откуда лучше всего были видны упомянутые выше домики. Гордон подъехал ближе, чтобы через изгородь, насколько позволяли просветы, заглянуть в окна. На окнах не было ни гардин, ни занавесок, вообще ничего, что говорило бы о наличии обитателей. Но все же было ясно, что этот дом на пустоши знавал лучшие времена. Вдоль стен, обитых деревянными панелями, тянулись мягкие скамьи и длинная стойка и стояли большие стулья. В соседней комнате, вдвое меньшей, которую обозреть было легче, имелась мебель в стиле ампир, в том числе голубой атласный диван с тремя узкими зеркалами над спинкой.
