– Да, – согласился Гордон, – они такие. Не всех зовут Эгинхардами, но все более или менее Аусдемгрунде[81].
После чего беседа оборвалась, и только спустя некоторое время Сесиль ее возобновила.
– А мы их догоним? – спросила она. – Шоссе здесь словно проведено по линейке, но я никого впереди не вижу.
Сесиль в самом деле никого не видела и не могла видеть, но не из-за расстояния между нею и авангардом, а просто потому, что трое господ, все же утомленные подъемом по ущелью больше, чем они предполагали, в поисках тени свернули на чудесную лесную тропу, которая снова выходила на главную дорогу, но только позже.
Сент-Арно занял позицию между своими двумя попутчиками, предвкушая, что в ближайшее время будет свидетелем перебранки между «брауншвейгским конем» пенсионера и «асканийским медведем»[82] приват-доцента. Со своей стороны, он мудро и осторожно устранил все, что могло бы непосредственно вызвать междоусобицу, и ограничился тем, что спровоцировал приват-доцента на рассуждение о его замечательной фамилии.
– Если не ошибаюсь, досточтимый господин Аусдемгрунде, вы потомок рейнского или швейцарского рода? Я знавал людей, носящих фамилии Фомрат, Аусдемвинкель и Ауфдермауэр[83]. Они происходят из окрестностей Кельна или из старых кантонов.
– Отнюдь, господин полковник. Мой прадед, гонимый за веру, бежал из Польши. Первоначально он носил фамилию Генсеровский. Еще до недавнего времени в берлинском предместье Хазенхейде встречались носители этой старинной фамилии. Один из его сыновей, мой дед, был homo litteratus[84] и составитель греческой грамматики. Дабы окончательно порвать с польскими воспоминаниями или, может быть, из-за звучания, небезупречного для немецкого слуха, он отказался от фамилии Генсеровский и стал называть себя Аусдемгрунде. Не отрицаю, есть в этом некоторая претенциозность, но фамилия досталась мне от предков, и лично я могу лишь считать себя обязанным, по мере моих скромных сил, сделать ей честь.
– Стремление весьма похвальное, желаю успеха.
– Господин полковник слишком добр ко мне. Но уже сегодня я имею право полагать, что всегда остерегался расщепления науки и связанной с ним легковесности знаний. Расщепление есть проклятие нашего современного образования. Я сторонник концентрации и придерживаюсь доброго старого правила multum non multa[85]. Я горжусь, что являюсь специалиссимусом. Это насмешливое прозвище, каковым удостоил меня хор противников, делает мне честь. Господину полковнику известно, какому предмету посвящены мои штудии. Именно они недавно привели меня сюда, в Гарц, а на прошлой неделе – в очаровательный Гернроде. Рекомендую господину полковнику совершить туда экскурсию. Как известно, город ведет свою историю от до-асканийского маркграфа Герона
