Бонкёр нежился на солнце, положив голову между передними лапами, и лишь иногда, словно извиняясь за свое безмерное обожание, поглядывал на Сесиль, которую сам выбрал себе в хозяйки.
Внезапно он вскочил, и не только вскочил, но огромными прыжками устремился на клеверное поле, впрочем, лишь для того, чтобы тут же сесть на задние лапы и издать несколько звуков, похожих то ли на лай, то ли на визг.
– Что это? – спросила Сесиль.
Сент-Арно указал ей на зайца, перебегавшего дорогу справа на расстоянии ружейного выстрела. Заяц мгновенно скрылся в подлеске горного склона, а Бонкёр в нерешительности забил хвостом, проводил упущенную добычу взглядом и снова занял свое место у скамьи.
– Плохой пес, – сказала Сесиль, поглаживая голову собаки мыском своего ботинка.
– Хороший пес, – возразил Сент-Арно. – Поскольку предпочитает твои ласки бесплодной охоте на зайца. Он ведет себя по-рыцарски и в то же время разумно, что не всегда совпадает.
Сесиль улыбнулась. Комплименты действовали на нее благотворно, даже если исходили от Сент-Арно. Потом оба снова замолчали, предаваясь своим мыслям. Над ними неслись светлые, пронизанные солнцем облака, в небесной синеве парили белые голуби, то взмывая вверх, то планируя вниз. В воздухе у самого склона замерли стрекозы, а маленькие серые кузнечики, рискнувшие по утреннему холодку перебраться с полей и лугов на опушку леса, теперь, когда жара усилилась, запрыгали обратно, на прохладный клеверный луг.
Полковник взял Сесиль за руку, и красавица устало и как бы умиротворенно прислонилась к его плечу.
Внезапно ее сладкую дрему прервали донесшиеся с дороги, со станции Тале, гудки паровоза и резкий звук колокола, дающего сигнал к отправлению. Не прошло и минуты, как локомотив свистнул, откашлялся и пропыхтел мимо, в нескольких шагах от горы Линденберг.
– Он идет в Берлин, – сказал Сент-Арно. – Поедем?
– Нет-нет.
И оба они снова взглянули вслед веренице вагонов и прислушались к эху, пробужденному в горах перестуком колес. Казалось, что все новые поезда спускались сюда с Лысой горы.
Наконец все смолкло, и на пейзаж снова легла прежняя тишина. Лишь усилился ветер с реки, и качнулись красные маки, целыми охапками полыхавшие среди колосьев.
Сесиль непроизвольно повторила их движение. Вдруг она указала на картину, удивившую обоих. С той стороны дороги появились желтые бабочки, их было много, сотни и тысячи бабочек опускались на клеверное поле или кружились над ним. Некоторые устремились к опушке леса и оказались так близко от скамьи, что их можно было поймать рукой.
