Михкель, поскребывая ногтем щетинистый подбородок, задумчиво и молча смотрел на нее. Эка ведь дура девка! Плечи и шея что у мужика, силища как у быка — только мешки ворочать, а руки что бараний хвост трясутся. «Глупа!» — насмешливо подумал Михкель.
— Ну, так как же с землей? Будешь брать? — с любопытством спросил он. — Решать надо.
— Не знаю… — тихо сказала Роози и мучительно повела шеей.
— Кто же знает? — пожал он плечами. — Разберут — поздно будет, вон сколько желающих… Земля-то — даром… Ты же не дура, чтоб за моим скотом ухаживать, когда сама свое хозяйство можешь заиметь. Глядишь, у Роози в хлеву корова и лошадь… И хлев свой, и банька, чтоб жить, и цветочек на окне, а? И свой хлеб на поле…
И по тому, как Роози под пытливым взглядом Михкеля отвела глаза, а руки ее сильнее задрожали под передником, он понял, что она, пожалуй, сама уже раньше думала над этим и даже, может быть, обстоятельнее, чем он предполагал.
Михкель усмехнулся.
— Так в чем же дело? Возможность есть… Я поговорю с Йоханнесом Вао, — он в комиссии, заявление тебе напишу. Мне моей земли много, от нее отрежем тебе шесть гектаров. Да гектара три от волостной земли прирежут. Там, по соседству с нами, земля неплохая. Жался тебя, говорю, а то ведь другие возьмут… Вон Пауль Рунге рыщет… А ты все-таки свой человек.
— Я-то согласна… — быстро сказала Роози, и на лице ее промелькнуло что-то крайне не понравившееся Михкелю, — отблеск внутренней радости, которую она всеми силами старалась скрыть.
— Из моего дома ты, конечно, уйдешь, — ведь сама хозяйка, — ровным голосом продолжал Михкель. — Ты сама не захочешь остаться, правда? Хлева мои тебе не подойдут, свои захочешь иметь. И семена, и лошадь, и плуг свой… Правда ведь?
Роози медленно опускала голову, выражение безнадежности появилось на ее лице. Она молчала. И Михкель Коор замолчал. Не следовало отбивать аппетита Роози. Нет, не следовало.
Выждав долгую минуту, Михкель ударил ладонью по столу.
— Ну, так слушай меня… Мы все-таки пять лет в одном доме один хлеб едим, — я тебе помогу. Бери землю! Год проживешь у меня — хорошо, ладно, — пока не отстроишься, я понимаю… Я тебе, кажется, должен за два года, что ли? Хорошо, так я тебе даю корову за долг. Ты не скажешь, что это плохая плата… Лучше мою корову, — мало ли какую худобу тебе в волости всучат. Семена? Одолжу, договоримся… Ну, идет это дело?
Михкель, тряхнув головой, размашисто протянул свою длинную руку к Роози. И Роози боязливо и неловко положила свою короткопалую твердую руку нашего ладонь.
