Фарамонд взглянул на Дорадора, тот уже поднял меч, занял оборонительную позицию. Альфарец вертел головой по сторонам, могучие плечи напряжены, нервно облизывает губы — противника и след простыл!
— Ты называл меня трусом, старик! Так где же ты сам! Покажись! — проревел Дордаор.
Бриан возник так же неожиданно, как и исчез. Дордаор не видел, как длинные обрывки иссиня-черного вылезли, подобно гадким червям, из изувеченного тела женщины. Червяки сползлись в кучу, раздулись, как гнойный нарыв. Все происходило так быстро, что Фарамонд не успел и рот открыть:
— Сзади! — выкрикнул он, но уже понял: слишком поздно. Дордаор не успеет обернуться.
Однако Фарамонд недооценил альфарского слуха, едва заслышав звук, мастер ловко извернулся и рубанул мечом назад через правое плечо. Острейшее лезвие меча пропороло черную тунику и погрузилось в грудь, разрезав в сухую, как мумия, плоть герцога. Дордаор ликовал, глядя на острие, торчащее из спины врага.
— Я победил тебя старик. Я победил колдуна, — сказал он с гордостью.
Тонкие иссохшие губы Бриана растянулись в зловещей улыбке, в глазах горят надменные огоньки. Костлявой ладонью, старик схватил торчащий из груди меч, крепчайшая сталь захрустела под тонкими пальцами, и, будто и не сталь вовсе, а хлипкая лучина. Глаза Дордаора широко распахнулись сначала от изумления, а затем от боли. Огрызок родового клинка торчал теперь из его груди.
— Нет, малыш, ты проиграл, — злобно прошипел Бриан, и оттолкнул Дордаора в костер.
Альфарец завалился на бок, как сноп, ревущее пламя мигом пожрало его черные как смоль волосы, перекинулось на одежду. Он не кричал, стекленеющим взглядом все смотрел на торчащую из груди рукоять, на огонь, что лизал багровым языком могучие мускулы. А затем кроваво-красные глаза лопнули…
Фарамонд вздрогнул, отвернулся от ужасной картины, по спине пробежал мороз. Альфарец не был ему другом, все время норовил отрубить голову, кроме того — смертельно ранил Ива. Но как храброго и умелого воина Фарамонд его уважал, и вот Дордаор погиб.
Фарамонд отступил назад, подальше от костров и жуткого герцога. Торопливо оглядел себя, нет ли ран, даже ощупал свободной рукой. Одежда стала гадостно теплой и мокрой, липла к телу. Фарамонд понимал, что это всего лишь чужая кровь, но все равно было тревожно. Руки ныли, а ноги била мелкая дрожь. С приближением Бриана, его недуг становился лишь сильней. Во всем теле чувствовалась медленно сохнущая, как и кровь на одежде под жаром костров, сила. Та Сила в источнике которой Фарамонд так нуждался. Сейчас он понимал, почему белые называют силу — Жизнью.
