— Карпову приготовиться к третьей попытке! — пророкотал судейский мегафон.
— Вон оно! Ну, держись, парень!
Гул в зале утих. Сосредоточение. Все остановилось, застыло бесформенными пятнами. Мир сузился до пределов длинной серой дорожки, уходящей в будущее.
— Главное, сильный толчок на тройном. И группировка, — проговорило синее пятно сбоку (это Михалыч, тренер).
— Знаю, — бросил он сквозь стиснутые зубы.
— Не психуй, Юра, — ровным без выражения тоном повторил тренер, — работай, как на тренировке.
— Знаю, — уже спокойнее отозвался тот.
И вдруг необыкновенное чувство охватило все его существо. Он вдруг ощутил прилив того самого, что приходит лишь в крайние минуты, долгожданного, необходимого, поистине олимпийского спокойствия. Нет, не спокойствия, а волшебной, наглой, отчаянной уверенности в победе.
— Ну, что, парень, — сказал он себе, — с богом, как говорится. С богом, которого нет, но который все-таки немножечко есть.
— Можно, — скомандовал главный и махнул рукой. Счастливая неведомая сила тут же толкнула его в спину. В одно мгновенье он пролетел голое пространство, взмахнул руками и пошел, наращивая темп, по дорожке. Рондад, фляг, темповое сальто, пируэт, арабское сальто — только глухой стук ботинок о дорожку. Толчок, толчок, толчок, колени к подбородку и... бешеная карусель — тройное сальто. В последний миг, в решающую долю секунды, в которую надо попасть, как стрелок попадает в яблочко, он успел выпустить ноги и выбросил вверх руки. Стоп!
Ни единый мускул не дрогнул в теле. Он стоял, как вбитый в землю, слушая благоговейную тишину. Он знал цену этой тишине. Он сразу увидел все — и застывшие в немом восторге лица коллег на лавках и спокойную, как египетская мумия, фигуру Михалыча на том конце дорожки, и встревоженного Кузнечика (тот весь подался вперед, спокойствия как не бывало), а главное — судей, неподвижно сидевших в своих креслах. Это продолжалось мгновенье или вечность. В такие минуты понятие времени теряет смысл. Один за другим судьи громыхнули железными табличками.
Десять! Десять! Десять! Десять!
Зал взорвался грохотом аплодисментов.
— Сейчас он откроет глаза, — сказал изобретатель, не отрывая взгляда от экрана осциллографа, по которому метались белые молнии
— На этом кончается запись, — объяснил лечащий врач комиссии, собравшейся вокруг кресла-каталки, в котором лежал спящий человек в больничной пижаме с двумя присосками на висках.
— Нервная система больного находится в состоянии так называемой гипермобилизации от впечатлений его прошлой спортивной биографии. Согласно открытию Петра Андреевича, при таком возбуждении возможно восстановление нейронных связей в двигательных участках коры и по принципу обратной связи...
