В толпе различил Мурзилку. Тот перевязал несколько плиток брючным ремнем и забросил их за спину. Отцовская шапка налезала на глаза, и он брел, не видя дороги, по колено в снегу. У него начали спадывать штаны. Отогнув полу фуфайки, Мурзилка стал свободной рукой придерживать их. В это время за спиной расползлись плитки. Попытался поправить, но окончательно запутался в штанинах и ткнулся носом в сугроб.
Венка еле досидел до звонка. Кубарем скатился с лестницы и, одеваясь на ходу, кинулся на улицу.
Дверь вагона распахнута. Расспрашивать не стал — не до этого. Вспомнил о веревке. Тем же путем, что и накануне; залез на крышу. Цела! «Вот когда ты пригодилась, ми-ла-я-а-а!» — упиваясь азартом, пропел на какой-то знакомый мотив. Связал несколько плиток и во весь дух — домой.
Из соседнего переулка вывернулись двое с салазками.
— Успеем? — спросили.
— Пока тихо… — ответил на бегу Венка. Повернул на Первомайскую, и чуть было не столкнулся с Егоровной.
Жила Егоровна напротив. Сколько Венка помнит, всегда была старой. И всегда верховодила. Но война ее надломила. То ли память о погибших сыновьях источила, то ли силы ушли. Чтобы быть на людях, напрашивалась с детьми посидеть. И ее жалели, не позволяли ходить за милостыней на чужие улицы. Помогали: кто картошенку от себя оторвет, кто горстку крупы. А то и супчика перепадало.
Егоровна, шаркая ботами, торопилась.
— Кашу, говорят, дают, что ли? — спросила она, узнав Венку.
— Дают, дают, бабуля! Высшего лошадиного сорта…
— Всем или только ребятишкам? Старикам-то дают ли? — услышал вдогонку, но отвечать не стал.
Навстречу, запыхавшись, бежали три мальчика. Один из них, самый маленький, подпоясанный зелененьким пояском от платья, отставал и чуть не плакал. Венка остановился. «Этого еще не хватало, чтоб чужие…» — подумал ревностно.
Малец вдруг споткнулся, упал и заревел. Который постарше, вернулся:
— Вставай, Митя! Из-за тебя и нам не достанется…
Венке сделалось не по себе. На закорках у него уютно пристроены четыре плитки жратвы. Ему надо — он большой… А мальцы перебьются, потому что чужие. Слово-то какое ненормальное — чужие…
— Эй, желудки! — крикнул он. Те нехотя вернулись: — Вас к вагону близко не подпустят… — сказал и опустил на снег свою ношу. — Вот вам по одной… И — марш по домам!
Мальчишки в сомнении посмотрели друг на друга, недоверчиво глянули на Венку, но отруби взяли.
Догнал Егоровну.
— Держи, бабуся, пока я добрый! Питайся… С такими харчами как графиня Монте-Кристо будешь до весны в потолок поплевывать…
