— В Шахэддине, где же еще?
— Ты бы послал за ним кого-нибудь. Пусть ко мне придет. И передай ему, чтобы никого не боялся. Я думаю, что с ним счеты сводят люди из Национального блока, он всегда их ругал.
— Не знаю. Ведь Исмаил Куса тоже из блока, а уж он-то его закадычный друг.
— Исмаил — известный пройдоха. Он и нашим и вашим. А Абу Хамид до сих пор, наверное, его не раскусил. Поэтому никак и не решится с ним порвать.
— А зачем тебе-то понадобился Абу Хамид?
— Уж не ревнуешь ли ты? — засмеялся Надим, хлопнув Таруси по плечу. — Мне нужны союзники, — сделавшись вдруг серьезным, добавил он. — Разве ты не слышал, что Национальный блок хочет наложить свою лапу и на Шейх Захир, нанести нам новый удар! Ну ладно, мы еще посмотрим, кто кого!..
Халиль Арьян на следующий же день после того, как его выгнали из порта, пришел поделиться своей бедой с Таруси.
В порту к Халилю подошли парни Абу Рашида и без обиняков сказали ему, чтобы он немедленно убирался восвояси и чтоб они его здесь больше никогда не видели. Сначала Халиль подумал, что они его разыгрывают. Человек он был безобидный, тихий, никогда никому зла не причинял и врагов вроде не имел. Но парни очень ясно дали понять ему, что они вовсе не шутят, пригрозив, что выкупают Халиля в море, если он появится хоть раз в порту. Халиль попытался было тоже пригрозить им, что пожалуется на них Абу Рашиду. Парни осыпали его отборной бранью и сказали, что он может жаловаться кому угодно. Раз он посещает кофейню Таруси, в порту ему делать нечего.
Таруси молча выслушал Халиля. Он сразу понял, в чем дело: Халилю запретили рыбачить в порту из-за него. Теперь его долг — помочь Халилю, то есть принять вызов, брошенный, в сущности, ему.
— Приходи завтра, — сказал Таруси. — Что-нибудь придумаем. Будешь ловить рыбу в Батране.
Халиль медленно побрел в город. Солнце уже зашло, когда наконец он продал свой небогатый улов и с несколькими монетами в кармане направился домой. По дороге Халиль заглянул в винный погребок Тауфика. Попросил налить стаканчик арака, который тут же залпом осушил. Арак будто огнем обжег ему горло. Халиль невольно поморщился. Внутри тоже вдруг стало горячо.
— Не родился еще тот человек, который мог бы меня провести. Готов поклясться, Тауфик, чем угодно, что этот арак из смоковницы, а не из винограда, — сказал он, наверное чтобы как-то объяснить выступившие на глазах слезы.
— Тоже скажешь, — невозмутимо возразил ему Тауфик. — Чистейший виноградный арак тройного перегона.
