Впервые услышал об этих бесовских кратерах из уст простодушных чабанов. Они были уверены, что в этих безднах обитает бес, притягивающий издалека, пусть и нечасто, несчастных влюбленных, которые тянутся даже из дальних мест, как коты на валерьянку, и бросаются в эти колодцы, как в сладчайшие и долгожданные объятия. Я содрогнулся, и это не укрылось от их глаз, людей, десятилетиями живущих в этих горах и обладающих при всем своем простодушии особой интуицией. Они переглянулись, запнулись, и больше словом не обмолвились об этих странностях. Но я больше ни разу их не посещал, несмотря на уговоры Георгия, который, чуть отдохнув от очередного похода, бежал к ним с бутылочкой, запас которых прятал в загашнике, в палатке. Тогда, у чабанов, я опять же вспомнил о Гёте, который, чтобы пережить несчастную любовь, освободиться от этого наваждения, написал «Страдания молодого Вертера». Он-то избавился от этого, но многие из молодых читателей, переживших неразделенную любовь, добирались до воображаемой могилы Вертера, покончившего самоубийством, над которой стрелялись. Пришлось Гёте даже писать предостережение будущим самоубийцам.
* * *
Ходили с Георгием на Чатыр-Даг, проведать профессора Валковского. Прошли верхнее плато, поднялись на самую высшую точку Чатыр-Дага – Эклизи-Бурун, побывали в Холодной пещере – Суук-Хоба.
Сижу у заросшего кустарником, полускрытого обломками известняка входа в Тысячеголовую пещеру – Бин-Баш-Хоба. По легенде в ней нашли множество черепов. Читаю надписи, врезанные в этот пористый белый камень: «Здесь побывали…» Как никогда чувствую: вершится крохотное мгновение моей жизни среди раскаленных камней, под сухим известково-пыльным солнцем, чей отвесный клин уперся в макушку, и так спокойно и грустно думаю: надписи в радости не пишутся. Только наглые весельчаки могут отмечаться с гоготом.
Каждое закрепленное слово, строка, стихотворение, рассказ, повесть – разве не эпитафия тому мгновению или мгновениям, в которых писалось или о которых писалось? Всегда в этом – жажда приобщиться к бессмертию камня, дерева, бумаги в тот миг, когда особенно чувствуешь свою недолговечность.
Спустились с яйлы, палатку поставили у околицы села Генеральское, в орешнике. Рядом – арык с ключевой водой – наш умывальник и холодильник. Вокруг – яблони, груши, сливы, орехи, кусты кизила и алычи. Варим компот и пьем вместо воды. Ночью тепло. Небо напоминает застывший снегопад звезд. В тишине шумит ручей, постукивает движок электростанции. Изредка, глухо ударяясь оземь, падают с деревьев перезревшие плоды.
