Тот, кто никогда никого не полюбит, кроме тебя… Я люблю тебя. Ф.».
Инженер подошел к Вуду и стал смотреть через его плечо в письмо.
Взгляд его блуждал. Несколько раз он прикладывал руку ко лбу, как бы для того, чтобы успокоить невыносимую боль; затем проговорил каким-то глухим, неестественным голосом:
— Да, это мой почерк… И все же, клянусь моей честью, я не писал этого.
Полицейский холодно заметил:
— Старый прием. Отрицание таких неоспоримых доказательств не поможет вам.
Но Франсуа оборвал полицейского таким повелительным и энергичным жестом, что насмешка замерла на губах англичанина.
— Это письмо — фальсификация, фальсификация, слышите?! Все ложь! — закричал юноша.
Он подошел к лорду Фэртайму.
— Поверьте мне, я прошу вас! Мне нет дела до других!..
Лорд казался смущенным. По выражению его лица, по легкому движению головы Франсуа догадался о том, что происходит у него в душе:
— Вы не верите мне…
— Надеюсь, что вы сумеете опровергнуть выдвинутые против вас обвинения.
Мучительно вскрикнув, инженер упал в кресло.
— Вы надеетесь?.. Значит, вам кажется возможным, чтобы я написал это гнусное письмо…
— Вы преувеличиваете, мой бедный друг… Любовь…
— Не надо примешивать к этому любовь, — гневно перебил его Франсуа, — вы были так добры ко мне, оказали столько доверия… Мисс Эдит так чиста… И вы считаете, что я мог бы солгать вам, воспользовавшись вашим расположением…
Инспектор подумал, что было бы неплохо прекратить этот затянувшийся разговор.
— Будет лучше, если вы прибережете свои аргументы для суда, — решительно заявил он.
Франсуа закрыл глаза, стиснул руки, как бы подавляя приступ невыносимой боли, и голосом, в котором слышались рыдания, пробормотал:
— Вы правы!..
Поклонившись лорду с кротостью, которая выражала больше отчаяния, чем слова, он вымолвил:
— Прощайте, лорд… Прощайте…
И, не дожидаясь ответа, обратился к полицейскому:
— Я готов следовать за вами.
Вдруг все трое невольно вскрикнули. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Эдит, вся в слезах, но со сверкающими глазами.
— Эдит! — сурово окликнул ее Фэртайм.
Но бедная девушка, всегда тихая и кроткая, так посмотрела отцу в глаза, что тот почувствовал себя смущенным. Он понял, что горе изменило его дочь.
— Простите, что я не слушаю вас, отец, — медленно произнесла она голосом, зазвеневшим жалобно, как разбиваемый хрусталь, — но в нем вся моя жизнь, и я хочу, чтобы он знал, что я его люблю, несмотря на все обвинения… и вместе с ним буду бороться с ложью!
