Аппетит нынче из-за разных треволнений не подавал никаких признаков жизни, и я чисто по-братски поделился завтраком с Гришкой, выделив ему пару зажаренных яиц в обрамлении золотых шкварок, а себе оставив всего лишь четыре желтых куриных «глазика». Пусть помнит добродушие Монаха. Контора-то навряд ли станет особо считаться со шнырем и блистать щедротами. Мой сменщик известный троглодит по сущности натуры. Его любимая присказка чего только стоит: «Чувство жалости мне неизвестно». Натурально-гнилые лагерные понты, конечно, но весьма о многом говорящие.
Насытившись на халяву, Гришка бодренько ускакал выполнять мои поручения, и я остался в гордом одиночестве. Точнее — мрачном. И на то была веская причина. Тягостно-неприятная причем.
Не давала покоя болезненно свербившая где-то в тупичке сознания мысль о Косте Кучеренко по кличке Кучер. Даже не просто мысль, а до сих пор не решенная с этим кадром тяжелая проблема. Для меня было очевидно лишь одно — пора с Кучером всерьез разобраться, ежели желаю на волю своим нормальным ходом выйти, а не чтоб меня вынесли вперед ногами, обутыми по глупой традиции в идиотские белые тапочки из слоеного картона.
Главная вопиющая несуразность ситуации в том, что такая фатальная альтернатива получилась чисто из-за присущей мне доброты по отношению к ближнему. Кстати, мы с Костей в натуре могли считаться «ближними» — и не только по общей принадлежности к роду человеческому, но еще и по факту близкого землячества — оба родились в Свердловске и являлись коренными уральцами. По этой-то причине я и проявил к Кучеру в тюрьме недопустимое великодушие и филантропство, наказав за «крысятничество» слишком слабо-несерьезно. Если бы не сглупил, пожалев его тогда, стал бы Костя Катей — и все дела, никаких тебе больше проблем. Опущенные обычно очень быстро перестают хорохориться и, окончательно оскотинившись, живут в лагере тише воды ниже травы. Такой вот характерный психико-физический феномен, который можно объяснить разве что философским высказыванием Карла Маркса: «Бытие определяет сознание». Сразу видать — крупный был толстячок-немец дока по самым разным материям и вопросам. С богатым жизненным багажом и опытом, по ходу.
Случилась та паршивая история два года тому назад, когда меня неожиданно выдернули из зоны на этап в следственный изолятор. На тюрягу то бишь. Сверхбдительные органы вдруг заподозрили с чего-то, что на воле за мной еще несколько дохлых «висячек» осталось. Но первые же допросы показали всю несостоятельность их глупых ко мне претензий. Все доказательные обоснования следствия строились лишь на дешевых косвенных уликах, которые разбить не составило никакого труда.
