Человек, появляясь на свет, видит счастливое лицо матери, она держит на руках, заботливо прижимает к груди, но мать Эгорда, а тогда еще безымянного окровавленного младенца, выпустила дитя из чрева и тут же умерла от истощения и обезвоживания. Эгорд так и не узнал, кто она, почему и как оказалась среди пустыни... А первым, кого Эгорд увидел, чьи объятия ощутил, был гигантский пустынный скорпион. Закованное в черные панцири существо размером с собаку забралось на него, обняло тремя парами конечностей, а четвертая неспешно смыкала и размыкала клешни, огромные, тяжелые, как баклажаны, скорпион будто думал, с чего начать. Эгорд надрывно плакал, исходившее от кошмарной мамы холодное тепло - иначе не скажешь! - дико не нравилось, но слабенький новорожденный ребенок был бессилен. Не забыть страшного черного лица... Или морды? Нет, все же лицо, но настолько чуждое человеческому, столь отторгающее, Эгорд до сих пор боится скорпионов пуще огня. Над фоне закатного света извивался ужасный черный червь, жадно ронял слюну... То был скорпионий хвост, с него капал яд, каким-то чудом ни одна из капель не попала в младенца, все падали в песок, скорпион целил в голову...
На том жизнь бы и закончилась, но рядом проезжал торговый караван, в его числе была жрица Светлого Ордена, она скорпиона и согнала. Когда Эгорд достиг более-менее сознательного возраста, узнал, что жрица нашла его рядом с трупом матери, та была в простой одежде, как раз для той местности, иных вещей не было, но пуповина была перерезана, а клешня пятившегося от жрицы скорпиона блестела от крови. Конечно, у твари и в мыслях не было отделять младенца от мертвого тела, так скорпион начал трапезу, но обрезал на редкость удачно, как опытная повитуха. Жрица назвала малыша Эгордом, что на древнем языке значит "Жизнь, рожденная смертью".
Когда Эгорд возмужал и стал сильным воином, то захотел узнать, кто были мать и отец, почему мать оказалась в пустыне. Удалось даже найти ту самую пустыню, побывать на участке, где проходил караван первой приемной матери. Такая же пустыня, как и на многие часы пути вокруг. Барханы, барханы, барханы... Эгорд даже не увидел ни одного скорпиона, а уж о том, чтобы найти скелет матери, и речи быть не могло: давным-давно под толщей песка, да и сам, наверное, превратился в песок... В общем, прошлое кровных родителей до сих пор загадка. И скорее всего, останется загадкой навсегда. Это тяготило, но сейчас Эгорд почти не вспоминает: без этого знания, хвала богам, жить можно. В конце концов, жить нужно настоящим и будущим, а не цепляться за прошлое.
