Иду, значит, я к берегу. Воды — по горло. Как увижу — подбирается прожекторный луч — ныряю с головой. Гляжу, матрос тащит чего-то. Нагнал — вижу, наш слухач с охотника, а на руках у него санитарка, та самая Раиса Захаровна, которая леденцами потчевала.
— Задело ее? — спрашиваю.
— Нет, — говорит слухач.
— Так чего ж ты ее тащишь?
— А как же? Ноги промочит.
«Гляди-ка, думаю, какие нежности во время боевой операции». Только так подумал — слухач остановился и говорит:
— Донеси, говорит, пехота. Умаялся. Не могу больше.
Что делать. Принял я санитарку на руки и понес. Она молчит, не возражает, вижу — страшно перепугалась. Бьет ее мелкая дрожь… Обхватила рукой шею, ничего не соображает.
— К щеке, говорю, не прислоняйтесь. Небритый. Наколетесь.
Молчит и дрожит вся.
Ну, ладно. Иду, иду, а воды — по колено. Гляжу, у берега выдается песчаный мысок. Пойду, думаю, туда, там эту Раису Захаровну и поставлю на каблучки. Вдруг подлетает ко мне минер с нашего охотника. Подлетает он ко мне и орет благим матом:
— Куда под пулеметы лезешь! Соображать надо! Не перину — человека несешь!
Выхватывает у меня Раису Захаровну и бегом — в обход.
А я вышел на берег, нашел лейтенанта, и мы принялись расчищать проходы в минных полях. За этим занятием я подобрался совсем близко к немцам и лег передохнуть в окопчик, вырытый для стрельбы с колена; а дальнейшую тактику боя обрисовать не могу, поскольку в этот момент меня оглушило разрывом, и я на несколько часов потерял сознание.
Проснулся я от спирта. Кругом грохот и содрогание земли. И катюши, слыхать, бьют, и крупная артиллерия. Это с того бока, с суши, подошли наши части и стали крошить во всю ивановскую. А я лежу себе в окопчике, как дитя в люльке, и чьи-то перепачканные в крови пальцы перед моим, носом закручивают пробку манерки. Глянул немного повыше — и, словно сквозь дым, вижу Раису Захаровну. Это, значит, она меня спиртом потчевала…
Вот, думаю, чудеса! Как она под таким огнем до меня добралась? Да ей, при ее пугливой натуре, за такой подвиг любой благодарности мало.
— Ранен? — спрашиваю.
— Нет. Просто оглушило…
— А нет, так давай отсюда! Чего забралась в самое пекло!
— Я выполняю свои обязанности, товарищ старшина, — сказала она и сверкнула глазами.
— Выполнила и иди… А то гляди, зацепит осколок, так будет мне от матросов!
Она отползла метров пять и остановилась.
— Ну чего?
— Не могу… — говорит. — Боюсь… Страшно боюсь…
Жалко мне ее стало, прямо не знаю как.
