Я прошел мимо Эдварда, который искал новый стакан, куда мне было сказано, и прикрыл за собой дверь. Пока я копался, в кухню вошла Ольга, чтобы выбросить мелкие осколки. Эдвард все еще возился, протирая стакан. Она прошла вглубь, к мусорному ведру, выкинула стекло, и тут я услышал звук брошенных швабры и совка и рыдания. Я тихонько подошел к прикрытой двери. Ольга стояла, закрыв лицо руками, оперев локти на край раковины и ревела белугой.
— Ну не могу я так больше, не могу, сколько можно так жить? — всхлипывала она, и истерика продолжалась.
Эдвард смотрел на это сначала оторопело, с выражением недоуменного интереса и растерянности на лице, но быстро нашелся, отнес бокал в гостиную, вернулся, закрыл дверь и, тихонько подкравшись к Ольге сзади, положил ей руку на спину. Она развернулась, и от неожиданности дала ему пощечину.
— А ты кто такой? Иди к черту!
Эдвард цепко поймал руку на лету и избежал пощечины. Через секунду отпустил, и она повисла, беспомощно болтаясь. Ольга исподлобья глядела на Эдварда — и что-то в этом взгляде было такого, что он внезапно схватил ее и обнял, прижал обеими руками к груди. Девушка немедленно вырвалась и вернулась в первоначальную позу, оперев локти на край раковины.
Тогда Эдвард встал в ту же позу, рядом с ней и склонил голову.
— Ты чего? — кивнул он, пытаясь заглянуть в глаза.
Она что-то ответила, но я не разобрал. Эдвард снова положил руку Ольге на спину и вздохнул. В этом вздохе, в Эдвардовой жалости и немедленном, безусловном и всепоглощающем участии было для меня нечто умилительное, захватывающее душу. В такой позе его фигура казалась раза в два больше Ольгиной, но она роднила их обоих, и были не Эдвард и Ольга, а просто два существа, которые ведут такую разнообразную, но, в сущности, такую одинокую жизнь.
Они простояли несколько минут. Я не слышал их разговоров и только по движению спины, плеч и покачиваниям догадывался, что идет беседа. Мне вдруг стало совестно за то, что я все это смотрю, и одновременно за то, что я даже не пытался этого не видеть. Я улучил момент и тихонько вышел из своего укрытия и из кухни, так и оставшись незамеченным.
Ольга открыла мне дверь, она уже выпила и томно улыбалась мне.
— Привет, — протяжно сказала она, — ты пришел все-таки, я очень рада.
Меня жутко раздражала ее манера растягивать ударные гласные в словах. Ее неторопливый южный говорок придавал речи вальяжность и томность, я всегда считал это напускным.
