— Ну как же, — я постарался изобразить на лице полуулыбку, — все мы четверо выбрали себе близких нам по менталитету людей. А близки мы в силу нашего языка. Но мне кажется, что банально новые знакомства с людьми других культур, международная карьера, все это обогащает. Несправедливо говорить, что все одно и то же.
— Ах, да разве не все равно? — нетерпеливо спросила Галина. — Мы уже приехали, уже получаем какой-то опыт. Не бессмысленно ли говорить, хорош он или плох, обогащает или нет? Только воздух сотрясаем. Ну разве что-то изменится?
— Ну что ж, — прохихикал Эдвард, — мы же тут четверо русских собрались выпивать, как же нам не разрешить все мировые вопросы? Иначе и не годится. Этому вопросу уже сотни лет. Знаете, — вдруг вспомнил он, — у Достоевского в одной из статей есть такая теория — о европейце как о стертом пятиалтынном, в котором видно, что серебро, а ни клейма, ни года не разберешь. Вот и в европейце. Сейчас отличишь француза от немца, кроме как по языку? Так что мы занимаемся той же проблемой, только в современном контексте. Мы чеканим стертые пятиалтынные из себя, да из других. Национальность появляется там, где люди спокон веку жили никуда не уезжая, поколениями. Так родились обычаи, традиции, культура. Теперь стало модным ездить по всему миру, жуть как много все мотаются туда-сюда! Мы говорим: надо знать и впитывать другие культуры. А делая это, проникая туда, изучая, мы разрушаем, разводняем их и свою заодно, потому что слишком много «впитываем» и перестаем быть ее носителями.
— А по-моему, это замечательно, что мы станем стертыми пятиалтынными, — возразил я, — не будет национальностей. Мы не станем видеть француза, русского, украинца — будем видеть только человека, и видеть объективно. Не станет клише. Самая большая ценность в нас — это мы сами, наша личность. Я же не говорю, например, с Олей как с украинкой! Я говорю с тобой как с человеком, прежде всего. Мы же не имеем никакого отношения к тому, что было до нас. И это постоянно: где ты видел, чтобы писатели писали романы о народах? Всегда в рассмотрении самое ценное — личность.
— Видела — учебник истории за пятый класс, — вмешалась Ольга. — То есть ты считаешь, что надо сидеть дома? «Где родился, там и пригодился»? — обратилась она к Эдварду.
— Конечно.
— А что же ты тогда здесь делаешь? Почему на работе пишешь о доме, а сам отсиживаешься в Европе?
— А ты думаешь, кто-то мне будет верить дома? Каждый скажет на любой материал, что я, мол, куплен с потрохами, так как работал на Западе.
