Париж становился для нас малой родиной необычайно быстро, но совсем в ином смысле, как та далекая «настоящая» малая родина: родная улица или город. Когда с детства живешь в одном и том же городе, то начинаешь воспринимать его словно бы априорно, ведь все, что содержится в нем, — люди, здания, встречи, воспоминания, — содержалось там столько, сколько себя помнишь. Ты воспринимаешь его полностью, как единое и неделимое существо. Париж же являлся нам чистой картой, рассеченной, словно морщиной, Сеной. Когда приезжаешь, то видишь лишь рябь веток метро, Османову сеть бульваров и мечту, к которой стремился всю жизнь до этого момента, — Париж. Он пуст и даже мертв.
Но проходит время, и карта начинает заполняться, сначала медленно, потом все быстрее. Каждая станция метро начинает иметь, кроме названия, свой собственный, внутренний смысл, а многие улицы начинают быть связаны с вечеринками, встречами, этапами жизни, любимыми людьми. Вот на эту станцию я приезжал в университет, вот в этом клубе мы пили однажды, а на этой тихой улочке как-то говорил одному нежному созданию такие вещи, что и не вспомнишь без стыда. Этот процесс вбирания Парижа в себя происходит постепенно и незаметно, и вдруг вы снова берете карту, разворачиваете ее, смотрите, и — город оказывается родным, при этом не превращаясь в единое целое. Каждая станция — это отдельное событие, иногда целая глава жизни. Поделиться этими названиями и событиями — величайшее счастье, которым я не могу пренебречь.
Вообразите себе целое стекло. В него бросили камень, но бросили так, что оно не раскололось на части, но от места удара по всему стеклу прошли тысячи трещин. Эти трещины разрозненны и разной длины. Они ведут по всей Европе, по всему миру: в Россию, в Америку, в Азию. Это и собственная судьба, и жизнь друзей, за которой порой следишь больше, чем за своей. Но одно в них неизменно: опять и опять эти осколки сойдутся в одном и том же месте, и этим местом будет Париж.
Когда живешь в Париже несколько лет — даже три или четыре — и все время обитаешь в студенческой среде или около, — город начинает вдруг походить на вокзал. Всегда кто-то появляется. Не из России или Украины — так из Франции: из Ренна, из Экса, из Марселя, из Лиона и Гренобля. Постоянно надо кого-то встретить, поселить, поводить по городу, повести задушевные беседы о родине, делать пьяные признания и никому не нужные объяснения, и вдруг — совершенно неожиданно — кто-то другой уезжал либо домой, либо доучиваться.
