— Ну вот, я же говорил, — подмигивая соседям, сказал Самохин. — Куда ему, Амоське, молитвы читать. Давайте начнем сначала.
Амосов обозлился:
— Батюшка, он нарочно мне мешает. Нарочно сбивает.
— Отойди, не стой как бес-искуситель, — погрозил пальцем отец Афанасий, сердито глядя на Самохина. — Амосов, начинай сначала.
Амосов начал.
— Не спеши! — оборвал Самохин. — Отец Афанасий, что он, в самом деле, тарахтит, как шарманка. Даже настроиться божественно нельзя.
— Ты, лукавый, перестанешь или нет? — нахмурился батюшка. — Закрой уста!
Самохин умолк, украдкой посматривал на товарищей, улыбался и строил рожи.
В третий раз Амосов дочитал молитву без помех, и все шумно сели.
Начался урок.
Батюшка вызвал Лобанова:
— Расскажи про царей иудейских.
— Царей иудейских? — переспросил Лобанов. — Царей? Иудейские цари были… были…
— Знаю, что были. Зачем всуе быкать. Говори толком.
— Были цари иудейские такие: был царь Саул, а у него был пастух. Саул был всегда не в духе. Нападала на него черная монополия.
— Не монополия, балбес, а меланхолия. Знаешь, что такое меланхолия?
— Знаю. Это… Ну, как бы вам, батюшка, сказать, скука такая. Сегодня скучно, завтра скучно, а там и с ума спятить можно. Так вот: когда царь Саул стал пятиться…
— Погоди, что ты, отрок несчастный, мелешь? Никуда Саул не пятился. Что ты несешь несусветину?
— Как же, батюшка?
— Сядь! Я тебя больше и спрашивать не хочу.
— Да нет, батюшка, я до конца расскажу. Вот и позвал Саул пастуха. Пришел это пастух, по имени Давид, да как заиграет на музыке. А Саул — в слезы. Брось, говорит, не могу я твои аккорды слушать.
Давид взял и бросил. Только бросил, а Саул опять говорит: «Поиграй немножко». Давид опять заиграл. Только заиграл, а Саул снова: «Ну тебя с твоей музыкой. Замолчи. Нету возможности».
Так было долго, пока Саул не помер. А царем стал Давид. Вот стал Давид царем и царствует. Царствовал он, царствовал…
— Ну?
— А потом… Я дальше не учил, батюшка. Да, вспомнил! Еще Давид убил этого… Как его… Такого сильного… Давид был маленький, а тот — во! Во какой!
Лобанов поднялся на цыпочки и задрал руку кверху:
— Во какой был. До потолка! Хотел он Давиду голову мечом отсечь, а Давид как трахнул его камешком, и прямо в висок. И убил. С тех пор Давида и прозвали — царь-псалмопевец. И еще он был пророк. Всем ворожил.
— Не ворожил, а пророчил, — поправил отец Афанасий. — А вообще, Лобанов, ты был дурак и есть дурак. Ну кто же по Ветхому завету отвечает: «Камешком трахнул?…» Никакого в тебе боголепия нет. В церковь не ходишь.
