— А через Берлинскую стену ты перелез? — спросил Джейк.
— Не-е, эту хрень я вообще не понял. — Джонни засмеялся и рассказал, как побывал в подсобке одного бара и там увидел такое, что у него глаза на лоб полезли… ну, не то, чтобы полезли, но прослезились уж точно. — Вы можете себе представить, что сделали бы копы, обнаружь они что-нибудь такое в Манчестере? Да они бы на хрен целую армию пригнали. Может, даже Армию спасения — с Андертона станется.
Джонни уже слышал про облаву в «Молнии» от Феи и Шона. Он спросил Джейка, видел ли тот, что там произошло.
— Так, немного. Я почти сразу ушел.
— Фея говорит, это опять тот инспектор — приперся собственной персоной, лично наблюдать за операцией. — Джонни наморщил лоб, вспоминая фамилию. — Паско?
. — Джон Паскаль. А что Фея про него говорил?
— Что у него типа было по доске на спине и на груди, с надписями: «Гомосеки, раскайтесь» и «Близок час расплаты».
Очень похоже на правду. Может быть, это даже цитаты из речи, которую Андертон собирался говорить на следующее утро на пресс-конференции. Про Андертона думали разное: одни считали, что игра в проповедника нужна ему для того, чтобы получить повышение по службе, а другие — что все его разглагольствования насчет адова пламени и вечных мук в интервью газете «Манчестер ивнинг ньюс» — это совершенно серьезно. Как бы там ни было, город разрывали крайности: муниципалитет подсел на марксизм-ленинизм, а начальник полиции убежден, что стал живым свидетелем Содома и Гоморры. Поговаривали, будто Андертон метит на место главы Королевской полиции Ольстера, потому что люди там более приличные — богобоязненные протестанты.
— А я слышал, что он придумал новое обмундирование для своих людей, — сказал Джонни. — Трусы на стальной подкладке — чтобы поберечь их задницы.
Джейк уже принял достаточно «скорости», чтобы оценить эту шутку. Он мог бы всю ночь распускать сплетни о Божьем Полицейском — мозг, заправленный амфетамином, так и сыплет остротами. Но диджей крутил новую песню, которая требовала смены настроения — «Zoom» группы «Фэт Ларрис Бэнд», и ему захотелось немедленно сорваться с места и пойти танцевать.
— Ты идешь?
Можно было и не спрашивать. Джонни уже шел в сторону танцпола, подергиваясь и пробивая себе дорогу между клонами, которые высоко задирали ноги, как того требовал их ковбойский танец.
В такие минуты очень не хватало Шона, истинного поклонника соула, наделенного к тому же хорошим чувством юмора. Это Шон научил их танцу «зум» — немой иллюстрации текста песни: сначала рука устремляется вниз, как аэроплан, а потом поднимается к глазам — в этом месте поется про любовь с первого взгляда. Впрочем, у Джонни тоже неплохо получалось. Его движения попадали в ритм песни, а ничего не выражающий взгляд был устремлен вперед — точь-в-точь, как показывал Шон. Вся штука была в том, чтобы напустить на себя притворной соблазнительности, как делают американские негры, исполняющие соул: глаза слегка прищурены, а губы растянуты в самодовольной ухмылке.
