Если взять теорию В. Кадинского, то получается, что красный цвет как бы воспламеняет белый. Итак, белый по Кандинскому — это некое до-начальное Ничто: «Это безмолвие не мертво, оно полно возможностей. Белый цвет звучит как молчание, которое может быть внезапно понято. Белое — это Ничто, которое юно, или еще точнее — это ничто доначальное, до рождения сущее. Так, может быть, звучала земля во времена ледникового периода». Итак, как пелось в «Интернационале»: «До основанья, а затем…»
Красный же — напротив, энергичен: «Светлый теплый красный цвет… вызывает ощущение силы, энергии, устремленности, решительности, радости, триумфа (шумного) и т. д. Музыкально он напоминает звучание фанфар с призвуком трубы — это упорный, навязчивый, сильный тон».
Красный с белым — чистые, языческие цвета, созвучные человеческой природе.
Ещё важен глубокий синий — цвет неба и моря. Покорение высоты и глубины. Девушка с белом платье с красным флагом на фоне бескрайнего синего неба. По В. Кандинскому синий — «…это непостижимое ничто и вместе с тем прозрачная атмосфера. Синий уводит нас в бесконечность духа и веры. Для нас синий — символ веры, а для китайцев он был символом бессмертия. Но всегда он остаётся в области сверхчувственно-духовного, трансцендентного. Чем глубже становится синее, тем больше зовет оно человека к бесконечному, будит в нем голод к чистоте и, наконец, к сверхчувственному»…
Советская эстетика — это эстетика громадных пространств. Дело не в гигантомании, а именно в ощущении зрителем необозримого пространства — ширины, глубины, высоты и — скорости. Помните, у Е. Евтушенко: «Антенна упиралась в мирозданье». Антенна не может упереться ни в потолок, ни даже в небо — только в Мирозданье. Если вспомнить пресловутую эстетику нацизма (в наличии которой лично я вообще сильно сомневаюсь), то там художники вовсе не умели работать с пространством — на их полотнах и плакатах было всегда темно, «тесно» и «безвоздушно», несмотря на тщательно выписываемый солнечный свет и флаги на ветру. «Арийский» мир на этих картинах просто хочется «стереть» или раздвинуть его границы, чтобы увидеть, наконец-то, просвет. В СССР — всё иначе. Потому что страна сама по себе огромная? Потому что люди жили скученно и им хотелось хотя бы на холсте изобразить бескрайность? Версий много, но суть одна:
«Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!»
