Никогда не поздно, сказал я себе. Победа будет за мной! Я вылез из-под стола и выпрямился с поднятыми вверх руками, но вызвал этим только град пуль, который осыпал всю штукатурку со стены у меня за спиной. Это было что-то невероятное. Я снова бросился на пол, — и опять с грохотом посыпалась штукатурка. За убийцу они меня считали, что ли?
Внезапно из-за ближайшей колонны, словно из пустоты, выступил мощный малый, приготовился к прыжку, споткнулся и поймал, падая, мою пулю. Он шлепнулся, ударившись одновременно и носом и коленями. Его коротко стриженная голова показалась между моими ступнями, глаза искали мучителя, а резко выступающие скулы в последний раз произвели жевательное движение, будто он хотел раскусить и сглотнуть свою невыносимую боль. Потом он взвыл, из последних сил оперся на локти, голова его качалась, изо рта текла кровь. Боже мой, как он мучился!
Мне оставалось только наблюдать, как он обвил руками мое левое бедро и пытался прижаться к нему раной. Сколько, однако, силы было в этом парне! Чем больше он слабел, тем больнее прижимался телом к моему колену, голени, щиколотке. Я рубанул его несколько раз рукояткой пистолета по башке, старался бить прямо по темечку. И когда я правой ногой двинул ему в плечо и вытащил из-под него левую, его глаза расширились, он грохнулся подбородком об пол. К кровавым делам быстро привыкаешь.
С перекошенным ртом, рвя на себе волосы, из-за колонны выступила девушка, уставилась на могучее тело мертвеца, зашаталась и осела у его ног. Она была не в силах ни плакать, ни дышать, как маленький ребенок, который не в состоянии закричать, синеет и задыхается. Руками она хлопала по полу. Мне следовало бы ее убить, чтобы прекратить непристойную сцену. Однако когда-то убийству нужно было положить конец.
Но тут шальная пуля попала в полу моего пиджака. Слегка задело, подумал я. Черт возьми, нужно смотреть в оба, иначе другие будут решать, как мне умирать! В одном я мог быть совершенно уверен: живым мне отсюда не выбраться.
«Угугугугу», — взвыла наконец возлюбленная чудовища, и лицо ее перекосилось еще страшнее, чем прежде. Но это ровным счетом ничего не значило, потому что когда я прицелился в нее, она проворно вскочила и бросилась назад за колонну.
Я перекатился по полу в сторону бара — единственное, что мне оставалось. Митин «Макаров» был мощным оружием. Каждый выстрел давал мне пару секунд передышки.
Когда я толкнул боковую дверь стойки, обе вьетнамки посмотрели на меня совершенно безучастно и не двинулись с места, сидя на корточках, словно справляли нужду.
