После этого разговора я не мог отделаться от ощущения, что они шептались у меня за спиной и хихикали.
Как я ни заклинал безвозвратно ушедшее время, как ни манипулировал премиями, доведя их размеры до пределов возможного, эффективность работы падала день ото дня. Обеды же растягивались настолько, что между тремя и шестью уже фактически никто не работал. А потом заваривали чай и угощали печеньем. Они, правда, выполняли свою дневную норму, однако не стоило допытываться когда. Если я не развозил сам женщин на машине — а на это у меня уходило три часа, — я не смел возражать и против их ночевок в редакции. Таким образом я просто выставил бы их на улицу. Помимо этого, у меня были связаны руки еще и потому, что все, начиная от секретарши и кончая редактором, были не на почасовой оплате, а получали деньги в зависимости от оборота и при условии доставки газеты вовремя. Вовремя — это значит в пятницу в семь утра. У них выходило уже до семидесяти-девяноста долларов в месяц. Но все это трудно было назвать работой.
У редакторов Бориса и Жени, у фотографа Антона я тоже не находил поддержки. Пока женщины справляются с работой, да еще и домашнее хозяйство тянут — одно словцо чего стоит, — мне лучше помалкивать. Сами они только потому не ночуют здесь, что у них семьи и машины. Но поскольку домой они все-таки не рвались, дух разгильдяйства перекинулся и на них. Они теперь то и дело бросали работу и отправлялись в баню. По возвращении сперва выпивали, а потом чаще всего засыпали прямо на рабочем месте. Женщины заботились о них, как о героях.
При этом газета, которую мы выпускали, хотя и грешила некоторыми небрежностями, была вполне прилично сделана. Я просто не знал, как подступиться, с какого краю начать.
Что можно было возразить против холодильника, против сооруженного своими силами душа с занавеской, против ковров в рабочих помещениях, раздвижного дивана в приемной, книжных полок и видов старого Петербурга на стенах?
Однажды в начале ноября я, придя утром раньше обычного, застал женщин за тем, что они пытались снова повесить на окна красные бархатные шторы, которые я собственноручно выбросил, только мы въехали в квартиру. Над окнами торчали одни крючки — все, что осталось от белых жалюзи. Наконец-то настало время вмешаться!
Оказалось, что были сшиты новые шторы, материал подбирали по цвету в тон старым. Атмосфера, которую создавали жалюзи, как мне сообщили, была холодной и официальной. Всего две недели, гордо заявили женщины, понадобилось им, всего две недели от снятия мерки и покупки ткани до последнего стежка. Жалюзи мешают повесить новые шторы, а потом их, конечно, вернут на старое место. Но разве нельзя было заранее сказать мне об этом? Так это ж был сюрприз, правда, сюрприз. Откуда им было знать, что мне это не понравится? Кто бы мог вообразить, что я стану ругаться, вместо того чтобы радоваться? У Сони выступили на глазах слезы. Все было оплачено из их премий. Фирме это ничего не будет стоить.
