Хочу предупредить читателя об одном обстоятельстве. Теория эволюции, которую я предпочитаю называть дарвинизмом, избегая длинных терминов вроде «синтетическая теория эволюции», — не завершенное, а строящееся здание. Она развивается, и, как во всяком растущем организме, в ней неизбежны свои «болезни роста», споры, дискуссии, а то и ложные, тупиковые направления. Излагая их, я не могу оставаться абсолютно бесстрастным, подобно пушкинскому Пимену, и склоняюсь к той точке зрения, которая мне кажется наиболее обоснованной, хотя и предвижу нарекания ряда читателей.
Вторая группа возражений может касаться того, что я старался осветить те стороны эволюционной теории, о которых еще мало известно широкому читателю, оставляя в стороне уже достаточно разработанные популяризаторами. Памятуя, однако, прутковские слова о невозможности объять необъятное, а также учитывая ограниченный листаж книги, я выбрал именно этот путь.
Хотя читатели, как правило, пропускают мимо глаз вступление, я хотел бы сделать здесь следующее замечание. Ни одна отрасль знания не обходится без терминов, усвоив которые легче постигать дальнейшее. Тем не менее мне приходилось встречать резкие возражения по поводу «заумных» терминов, якобы затрудняющих понимание. Подобные термины неизбежны, попытка обойтись без них стоила бы читателю много дороже. Краткие обозначения, поясненные вначале, для цели изложения попросту необходимы. Поэтому не следует негодовать, встречая в тексте слова: гетерозиготный, аллель и т. д.
Автору полагалось бы несколько слов сказать о себе. Кончая среднюю школу, я изучил генетику в пределах тогдашнего курса высшей школы. Однако, попав в Московский университет в 1950–1955 годах, я обратил свои стремления к классическим отраслям естествознания. Став полевым, точнее морским, зоологом, я с большим интересом изучал жизнь в разных ее проявлениях. Но первоначальное стремление к генетике и теории эволюции меня никогда не покидало.
В 1964 году начался бурный расцвет новых отраслей биологии и возрождение старых, незаслуженно третировавшихся. И до того находились учителя — биологи широкого профиля, — в первую очередь Яков Аввадьевич Бирштейн и Виктор Сергеевич Ивлев, помогавшие мне проложить верную дорогу в сутолоке противоречивых мнений. Однако лишь окончательный переход в область молекулярной биологии убедил меня в том, что принципы, лежащие в основе учения Дарвина, верны. Более того, сейчас они обоснованы так, как не были обоснованы никогда.
