Дарвинизм в XX веке - Борис Михайлович Медников

Светлой памяти

Андрея Николаевича Белозерского

Эта книга имеет довольно длинную историю. Автор ее уже давно мечтал написать научно-популярное произведение о путях и судьбах теории эволюции в XX веке.

На наших глазах протекала великая революция в биологии, приведшая к созданию новой ее отрасли — молекулярной биологии. Но еще до этого, в начале века, начался стремительный расцвет новой науки — генетики: учения о наследственности и изменчивости. Как связать последние достижения естествознания с теорией Дарвина? Быть может, дарвинизм устарел? Что если учение о естественном отборе — нечто вроде теории флогистона, заслуженно отброшенной и забытой?

На мой взгляд, однако, это не так. Занимаясь некоторыми областями биологии, я все более склонялся к мысли, что учение Дарвина выдержало (и выдержит) любую проверку временем и человеческим опытом. Эта точка зрения, в общем, разделяется большинством современных биологов. Но биологи составляют ничтожную часть человечества. Поэтому казалось полезным донести последние данные этой науки до людей, которые биологией не занимаются, но которым ее достижения не чужды (в конце концов сам человек — биологический объект).

Правда, опасения, что компетенция моя в этой области окажется недостаточной, были настолько сильны, что их с трудом преодолел человек, чье имя стоит в посвящении к этой книге. И все же, прежде чем начать писать, автор выпустил, что называется, пробный шар — небольшую брошюру под тем же названием, вышедшую в издательстве «Знание» в 1973 году. Академик Андрей Николаевич Белозерский обсуждал со мной ее план, указал цели — и это последняя работа, написанная нами совместно, хотя он и отказался участвовать в ней официально.

Читательская реакция на эту брошюру, особенно после того как отрывки из нее были опубликованы журналом «Наука и жизнь», оказалась неожиданно сильной. Автор получил немало писем довольно разного содержания — от полного одобрения до столь же полного отрицания. Некоторые из них до сих пор ставят меня в тупик. Например, один читатель осуждал автора за то, что он ничего не упомянул о голографии. Я, разумеется, преклоняюсь перед открытием Габора, позволяющим создать объемное телевидение, но не могу понять его связи с теорией эволюции.

Были в корреспонденции и оригинальные, новые варианты эволюционных теории. Новые — с точки зрения авторов, которые не ведают, как трудно теперь в науке даже ошибиться по-новому. Кстати, по-настоящему новая ошибка высоко ценится, так как свидетельствует по крайней мере о работе мысли, а повторение старой говорит о плохом знании литературы.