Я с сомнением покосился на жирную птицу.
— Может, у них был очень резвый голубок. Скороход. А нашего красавца там сплющит.
— Инстинкт самосохранения присущ каждой божьей твари, — философски заметил Филин.
— Это значит?..
— Это значит, неси дробовик.
Когда я показался на палубе с дробовиком, Филин с усилием вздернул птицу вверх и кинул ее в воздух. Кролик тяжело захлопал крыльями, напоминая обремененную излишним жиром наседку на штакетнике.
— Стреляй!
Я прицелился, и дробь просвистела в двух миллиметрах от голубиного хвоста.
Кролик сердито каркнул и устремился к скалам. Мы с замиранием сердца следили за ним. Вот громады расходятся, вот птица устремляется в проход, едва избегая жадно облизывающихся волн.
— Давай, Кролик, давай! — заорал я что было мочи.
— Лети! Лети! Run, Rabbit! Run! — надрывался Филин на своем тарабарском.
Однако птица была слишком неповоротлива. Скалы начали смыкаться. Вытянув шею и отчаянно курлыкая, голубь летел во все сужающемся просвете. Взвизг, грохот, рев воды — и море усыпали рябые перья.
— Мда, — сказал Филин, отирая выступивший на лбу пот. — Незадачка. У аргонавтского голубка защемило всего одно перышко.
— Одно перышко? Одно? — я был вне себя. — Да у него полхвоста отхватило!
Кролик подтвердил мои слова возмущенным криком из-за скал.
— У нас снесет всю корму, и мы потонем. Если только предварительно не взорвемся.
— И что делать?
Впервые я видел Филина таким растерянным.
Мы смотрели на гадские скалы, мокрые, блестящие, омерзительно голые, изготовившиеся для нового прыжка.
— Я помогу.
Мы крутанулись на месте. Царь выбрался из трюма. Вид у него был неважнецкий, как после сильного приступа морской болезни, но выражение лица решительное.
— Я сделаю.
— Что ты сделаешь?
Я как можно более ласково положил руки на плечи безумца и легонько надавил.
— Иди. Мы разберемся.
Царь покачал головой и шагнул к поручням.
Секунду он стоял так, тощий, маленький, напряженный, его длинные волосы и рубашка хлопали на ветру. А потом…
— Нет! — заорал я.
Но было поздно. Узкое тело метнулось за борт и сгинуло в кипящих волнах.
— Глуши двигатель!
Я толкнул Филина к открытому люку.
— Глуши…
— Постой.
Филин ухватил меня за руку и сжал так крепко, что я всхлипнул от боли.
В море мелькнула черная спина. Через мгновение из воды показалось острое рыло, снова скрылось, и вдруг черный, огромный, глянцевитый дельфин выскочил на поверхность и сделал в воздухе сальто.
— Что?..
— Швыряй ему канат!
Я не двинулся, так что Филин сам промчался к бухте каната и принялся лихорадочно его разматывать. Спустя секунду я вышел из ступора и стал ему помогать. Обдирая ладони, мы завязали канат тройным морским на швартовом кольце, а второй конец кинули в море. Тяжелая веревка ушла в глубину и тут же показалась снова, зажатая в узкой дельфиньей пасти.
