— Кто же там был? — спросила она.
— А никто. И, поняв, в чем дело, я тоже тогда посмеялся… Чердачную дверь не закрыли, и голуби (а на чердаке их видимо-невидимо) потянулись на слабый свет, расселись на перилах и давай ворковать. Вот так. А с шагами и того проще. Все дело в ступенях. Они старые, поизносились и гуляют под ногами. Убираешь ногу — они и топают. Только когда шум, этого не услышишь. Как сейчас, например, — Зотов показал рукой на второй этаж, откуда слышались смех и музыка.
— Знаете что? — сказала она. — Таня, наверное, поговорила с Сережей. Пойдемте с нами.
Она помолчала и, видя, что он не решается, добавила:
— Ребята у нас отличные. Идемте.
— Хорошо, — сказал Зотов. — Только, увы, я не при параде.
— Не беда. — Аня махнула рукой, подошла к приемной и открыла дверь.
— Да-да, — послышалось оттуда. — Приезжай, милый, скорее!..
Зотов отвернулся к стене. В него полыхнуло ярко-красным… «Приезжай, милый, скорее!..»
— Мы готовы, — сказала Аня.
— Я приду. — Зотов не повернул головы. — Вы идите. Я приду.
Они ушли. Плакат на стене стал блекнуть, снова засветился рыжим багрянцем. Проступили слова, поясняющие, куда надо звонить при пожаре.
А по какому номеру звонить ему? Да и что бы он сказал, если б знал этот номер? Что до боли похожи эти близнецы на ту, уже далекую Галю. Похожи не прическами, не голосом. Похожи своей юностью, которая все так же носит белые платья и любимым говорит все те же слова.
А может быть, рассказать о том, что ты никак не можешь забыть, как это сделал твой армейский друг Петька Громов, и что если тебе сейчас уже не больно, то грустно и одиноко — до слез.
Зотов постоял, повернулся спиной к стене и пошел в приемную.
Взял ключи и запер дверь.
Подошел к лестнице, ведущей на второй этаж.
Первая любовь — школьные года,
В лужах голубых стекляшки льда —
Не повторяется… —
неслось сверху.
Он ступил на тяжелую железобетонную ступень и отпустил ее. Та чуть слышно вздохнула, опускаясь.
— Не горюй, — тихо сказал Зотов. — Не горюй. Все образуется… — И медленно стал подниматься…
1978 г.
ПРОЕЗДОМ
Про глупого Барончика, о жестоком и коварном Семене и о бедных студентах
Дни в начале нового года стояли морозные, веселые. Город сверкал иллюминацией, знакомые все еще поздравляли друг друга с наступившим годом, желали нового счастья. Весь этот послепраздничный вихрь закружил Семена Сулейкина, и на третий день после своего освобождения он заметил, что от той небольшой суммы, которая у него была, не осталось ничего, ну ровным счетом ничего, а сам он, Семен, сидит на вокзале, рядом с кафе «Фонарики» и разглядывает очередь за горячими беляшами.
