– Смак, – ответствовал Мак.
– И ты не простынешь – там, в машине, есть норковая шубка.
Из-за того, что дверь в детскую неожиданно приоткрылась (прежде чем захлопнуться снова), стал на мгновение слышен голос Давида: как ни странно, ребенок, вместо того чтобы хныкать и звать на помощь, пытался, видимо, урезонить невозможных своих гостей. Видно, он все-таки не уснул. Звук этого вежливого и почтительного голоска был хуже мучительнейшего стона.
Круг подвигал пальцами – онемение проходило понемногу. Как можно спокойней. Как можно спокойней он снова воззвал к Мариэтте.
– Кто-нибудь знает, чего ему от меня нужно? – спросила Мариэтта.
– Слушай, – сказал Мак Адаму, – либо ты делаешь, что тебе говорят, либо не делаешь. И если ты не делаешь, тогда тебе делают чертовски больно, понял? Встать!
– Ладно, – сказал Круг. – Я встану. Что дальше?
– Marsh vniz [Топай вниз]!
И тут Давид закричал. Линда поцокала языком («добились своего, обормоты»), и Мак взглянул на нее, ожидая распоряжений. Круг заковылял к детской. В ту же секунду оттуда выскочил в светло-синей пижамке Давид, но был немедленно сцапан. «Я хочу к папе!» – выкрикнул он за сценой. Напевая, Мариэтта красила губы за открытой дверью ванной. Круг ухитрился добраться до своего ребенка. Один погромщик притиснул Давида к постели. Другой пытался сгрести его бешено бьющиеся ноги.
– Отпустите его, merzavtzy [чудовищно оскорбительное выражение]! – заорал Круг.
– Они хотят, чтобы он вел себя тихо, только и всего, – сказал вновь овладевший ситуацией Мак.
– Давид, любовь моя, – сказал Круг, – все в порядке, они не причинят тебе вреда.
Ребенок, которого продолжали держать ухмыляющиеся молодцы, поймал Круга за складку халата.
А мы эти пальчики разожмем.
– Все в порядке, я сам, господа. Не трогайте его. Милый…
Мак, решив, что с него довольно, коротко пнул Круга по голени и выволок его вон.
Они разорвали моего малыша пополам.
– Слушайте вы, животное, – выговорил Круг, почти на коленях, цепляясь за гардероб в коридоре (Мак держал его за грудки и тянул). – Я не могу оставить мое дитя на муку. Пусть он едет со мной, куда вы меня повезете.
В туалете спустили воду. Две сестры присоединились к мужчинам, смотрели со скучливым весельем.
– Милый ты мой, – сказала Линда, – мы вполне понимаем, что это твое дитя или, по крайней мере, дитя твоей покойной жены, а не фарфоровый совенок или еще что-нибудь, но наша обязанность – забрать тебя, а остальное нас не касается.
