– Мак, – сказала Линда, – это моя сестренка. С пылу с жару, сбежала из пансиона. Мариэтта – лучший друг моего жениха. Надеюсь, вы поладите.
– И я на это крепко надеюсь, – глубоким и сочным голосом сказал Мак-здоровяк. Демонстрация зубов, протянутая ладонь размером с бифштекс на пятерых.
– Очень рада познакомиться с другом Густава, – сказала скромненькая Мариэтта.
Мак и Линда обменялись сияющими улыбками.
– Боюсь, я не очень понятно выразилась, голубчик. Я сказала «жених» – так это не Густав. Определенно не Густав. Бедный Густав превратился в абстракцию.
(«Не пройдешь!» – ревел Круг, не давая ходу юнцам.)
– А что случилось? – спросила Мариэтта.
– Да пришлось им свернуть ему шею. Он, видишь ли, оказался schlappom [раззявой].
– Schlappom, который за свою короткую жизнь произвел немало отличных арестов, – отметил Мак со столь для него характерной широтою и щедростью взглядов.
– Это его, – доверительно сказала Линда, показав сестре пистолет.
– И фонарик тоже?
– Нет, это Мака.
– Какой! – уважительно произнесла Мариэтта, тронув большую кожистую вещицу.
Один из юнцов, отброшенный Кругом, угодил в стойку с зонтами.
– Ну-ка, ну-ка, прекратите-ка эту неуместную возню, – сказал Мак, оттаскивая Круга (бедный Круг сплясал кек-уок). Молодцы сразу помчались в детскую.
– Они его напугают, – хрипел и задыхался Круг, пытаясь освободиться от Маковой хватки. – Сию минуту отпустите меня. Мариэтта, сделайте мне одолжение… – Он отчаянно показывал ей: беги, беги в детскую, присмотри, чтобы мое дитя, мое дитя, мое дитя…
Мариэтта взглянула на сестру и прыснула. С дивной профессиональной точностью и savoirfaire Мак внезапно наотмашь рубанул Круга ребром чугунной ладони: удар пришелся Кругу в аккурат по исподу правой руки и сразу обездвижил ее. Тем же манером Мак обработал Кругу левую руку. Круг, согнувшись вдвое, держа помертвелую руку в помертвелой руке, осел на один из трех стульев, что стояли (теперь скособоченные, лишенные смысла) в коридоре.
– Здорово Мак это делает, – заметила Линда.
– Сила, правда? – сказала Мариэтта.
Сестры, не видавшиеся несколько времени, продолжали улыбаться, приятно помаргивали, касались одна другой вялыми девичьими жестами.
– Какая брошка милая, – сказала младшая.
– Три пятьдесят, – сообщила Линда, и к подбородку ее добавилась складочка.
– Может, мне надеть черные кружевные трусики и то испанское платье? – спросила Мариэтта.
– Ой, по-моему, в этой мятой ночнушке ты просто цыпочка. Как, Мак?
