Зеб Ванс указал на мусульманскую мечеть за мостом, по ту сторону магистрали.
— Знаешь, они снимают обувь, когда входят туда. Ей-богу, Следопыт, нам, христианам, следовало бы кое-что перенять у чужеземцев. Только смотри не цитируй меня.
— Итак, на следующей неделе,— сказал Морган,— когда подкомиссия по ассигнованиям на общественные работы начнет платить по счетам за поставку свинины, она выделит средства на постройку в верховьях Кротана дамбы, за которую вы ратуете. Судья Уорд, конечно, позаботится, чтобы они не обошли ни одного из тех его друзей, которые помогли ему провалить рекламную поправку.
— Я бы вот поостерегся утверждать, что у судьи Уорда есть друзья,— сказал Зеб Ванс.— А в остальном суждение вполне здравое, разве что вместо «свинины» я бы подобрал другое словечко. Но я ведь неустанно твержу Миллвуду, что из тебя, Следопыт, вышел бы еще тот государственный муж.
Тротуар за мостом тонул в густой тени. Над безупречным газоном венесуэльского посольства играли прохладные струйки фонтанчиков, а перед мощеным въездом во двор японского посольства им пришлось остановиться и переждать, пока внушительный лимузин неторопливо втискивался в поток машин. Зеб Ванс чуть было не угодил в удаляющийся бампер смачным бурым плевком.
— Ну и махина! Словно они войну и не проигрывали,— сказал он.— А уж с их демпинговыми ценами вообще хлопот не оберешься.
Он умолк и заговорил снова, только когда они вышли на Шеридан-серкл.
— С одной стороны мне в глотку вгрызаются текстильщики,— сказал он,— а с другой — городская публика. И с табаком тоже что-то надо делать. Право слово, Следопыт, не одна пакость, так другая. А ты знаком с Мзттом Грантом? Он прежде был в составе сельскохозяйственной комиссии.
— В первый раз слышу.
— Ну, если до Дюпон-серкл нас ни одна машина не собьет, так ты с ним познакомишься в сквере, где я перевожу дух. Пиявка, а не человек.
Но когда они пересекли два концентрических круга мчащихся машин и добрались до сквера в центре, перевести дух надо было Моргану. С Коннектикут-авеню выехала бетономешалка без глушителя, и у Моргана зазвенело в ушах. На траве валялся пьяный оборванец и бормотал что-то непотребное, уставившись в равнодушное небо. Со скамьи поднялся высокий худой человек в тяжелых башмаках — таких же, как у Зеба Ванса,— и протянул сенатору костлявую руку. Его невозмутимое, как у Линкольна, лицо было сосредоточенно-серьезным, в глубоко посаженных глазах таилось непоколебимое упорство.
