Морган рассмеялся.
— Ханту Андерсону было пятьдесят два года. Маловато для целой эпохи.
Терри принесла спиртное. «Электру» сильно тряхнуло, провалив в воздушную яму, но девушка умело удержала поднос над головой, опершись свободной рукою о плечо Гласса. Он погладил ее пышное бедро, потом его пальцы скользнули ниже.
— Да вы присядьте,— сказал он.
Терри вновь обрела равновесие, вовремя оттолкнула его руку и протянула поднос. Он взял джин.
— В Вашингтоне живете, Терри?
— Нет, в Атланте.
Она повернулась к Френчу, заученно хихикая.
— Обожаю девушек из Атланты, — сказал Гласс.— Я туда частенько наведываюсь.
Она стала наливать виски в бокал со льдом, и Френч запустил взгляд за воротник ее блузки, благо верхняя пуговка была расстегнута.
Гласс снова заговорил на невообразимом псевдоюжном диалекте.
— И где ж вас сыскать в Атланте, моя радостью?
— А-яй. Нам такое не положено говорить.
Она наклонилась, предоставляя Моргану возможность заглянуть за вырез ее блузки. Он взял водку, посмотрел в холодные, скучающие глаза и отвернулся к Френчу. Осадить женщину более резко он почел бы неприемлемым, но Терри все равно поспешила уйти.
— Попка у нее почище, чем у питтсбургской бандерши,— сказал Гласс.
— Я тогда только приехал в Вашингтон,— сказал Френч, потягивая виски и провожая глазами Терри, которая скользила прочь по проходу, привычно сохраняя равновесие, — и было это как раз после первой избирательной кампании, которую Андерсон уже вел всерьез. Я писал репортажи о сенатских делах, и вот однажды приходит Андерсон, надумал выступить. А вы знаете, как это там делается, никто никого не слушает, разве что желает взять слово и задать вопрос. Так вот, торчат в зале штук пятнадцать сенаторов, и вдруг выходит Андерсон да начинает громить законопроект, по которому государственные стипендии должны выплачиваться только лицам, подтвердившим свою благонадежность под присягой. Я на галерее почти ни слова разобрать не мог. Казалось, он беседует тихо-мирно, вроде как вот сейчас мы с вами. Но тут, я вижу, поднимается с места Макадамс и садится по эту сторону прохода, поближе к Андерсону. Сидит, слушает. А в сенате, сами знаете, не часто видишь, чтоб кто-то кого слушал. Потом еще один подсел, и не успел я оглянуться, смотрю, все сенаторы, какие там были, расселись вокруг Андерсона и слушают, причем даже не перебивают, помалкивают.
У Моргана где-то внутри закипали жгучие слезы, жестоким усилием ему удалось их сдержать.
