– Чего ржете, жеребцы? С какой радости? – рассердился Петр Кулик и добавил с тоской, – Под Витебском вместе в окружение попали. Вот тебе и первый, второй. Смех мгновенно стих.
– Под Витебском? А город как, держится? – на лицах пленных, обращенных к Кулику, застыло тревожное ожидание.
– Вчера сдали, одиннадцатого июля, – чуть слышно проговорил тот и отвернулся.
– Значит, дорога на Смоленск открыта, а там и… – начал было кто-то и осекся на полуслове, как бы испугавшись собственных мыслей.
«Ахтунг, ахтунг!» – пронзил наступившую тишину окрик старшего конвоира. Пленных выстроили в одну шеренгу вдоль железнодорожного полотна, выдали каждому по лопате. Прибывший немецкий офицер четко и кратко разъяснил через переводчика бывшим красноармейцам сложившуюся обстановку. С сегодняшнего дня все они – рабочая сила на трудовом фронте Великой Германии. Их ближайшая задача – восстановить железнодорожный путь для беспрепятственного продвижения доблестных немецких войск на восток. Основные силы Красной Армии, находящиеся в Западной России, уничтожены. Дальнейшее сопротивление окруженных группировок бесполезно. Бывшие красноармейцы могут сохранить себе жизнь только беспрекословным подчинением новому порядку. За малейшее неповиновение расстрел на месте. «Арбайтен, арбайтен», – по хозяйски распорядился герр офицер уверенным, не терпящим возражения голосом. Глухой ропот пробежал по шеренге военнопленных. «Угораздило, тебя Кулик, на свои именины в силки попасть. Сегодня же 12 июля – аккурат Петров день», – сказал острый на язык солдат, посуровев лицом. «Еще не вечер. На моих именинах незваным гостям не праздновать», – спокойно отозвался Петр Кулик. «Гутен морген, гутен так, шлеп по морде – вот так так», – раздался вдруг звонкий мальчишеский голос. «Что есть «шлеп по морда?» – удивленно спросил немецкий офицер у переводчика.
Переводчик, воевавший в России в первую мировую войну слишком хорошо помнил еще с семнадцатого года, что значит «шлеп по морде» и не спешил с переводом. Он лишь недоуменно пожал плечами, но на лице его мелькнула тревога. «Что есть шлеп по морда?» – повысил голос офицер. В потухших глазах пленных солдат засветился насмешливый огонек. Это вызвало ярость немца. «Кто объясняйт, что есть «шлеп по морда?» – заорал он, хватаясь за кобуру. Дело принимало серьезный оборот. «Вот отсохни язык! Дошутковался, балаболка», – проворчал Петр-старший и сделал шаг вперед. «Господин офицер! Я объясняйт, что есть «шлеп по морда», – услужливо предложил он. Немецкий офицер смерил презрительным взглядом похожего на сморчка солдата. «Ты есть храбрый зольдат, Рус Иван. Карашо, карашо», – с иронией проговорил он, коверкая русскую речь. «Погоди хвалить, Ваше благородие, спробуй сперва мое угощение. Я сегодня именинник», – твердо сказал Петр Кулик и нанес «гер официру» страшный удар в челюсть крепким крестьянским кулаком. Здоровяк офицер пошатнулся от поднесенного гостинца и разрядил в Кулика всю обойму своего пистолета. Это послужило сигналом к атаке. Пленные, вооруженные одними лопатами бросились на немецкий конвой, выбивая, а то и вырывая автоматы из вражеских рук. Короткие автоматные очереди, глухие удары прикладами, хруст раздробленных костей, последний всхлип человеческой плоти – все слилось в один пронзительный звук войны, бросившей миру свой смертельный вызов. Тишина наступила внезапно, но она не успокаивала, а тревожила и пугала, эта мертвая тишина. Переводчик, рухнувший на землю при первых звуках стрельбы, прислушался, немного приподнялся и опасливо огляделся. Вокруг не было ни победителей, ни побежденных – одни окровавленные тела, застывшие в смертельных объятиях друг друга. Так закончился этот короткий, противоречащий всем законам войны бой, чудом уцелевший свидетель которого впервые с начала войны усомнился в легкой победе на восточном фронте.
