уворованной лошади”.
Так ли погиб ефрейтор Рогожин, денщик инженер-подполковника Льва Веселовского, посланный в Петербург своим офицером, или иначе, копия донесения, сделанная
рукой асессора Иорданова, появилась в “Деле об инженерском городе”.
В сущности это был донос на атамана Платова, составленный Веселовским не
вполне вразумительно, хотя и с подобающим воодушевлением.
Выражаясь до крайности сбивчиво, Веселовский определял неизвестный город
(“иноземный город, допущенный к существованию казачьим правительством в
границах державы Российской”) то как “подлинно китайский”, то как “шведский, по всем вероятиям”. Не менее противоречиво он описывал и некий “тайный совет”, на котором помимо черкасских штаб-офицеров присутствовали инженер Франсуа
де-Воллант, его секретарь Гаспаро Освальди и архитектор Луиджи Бельтрами. По
уверению Веселовского, на этом совете, состоявшемся в средине января 1805 года
в Атаманском дворце, в одном из залов канцелярии, Платов и его офицеры
(называлось восемь фамилий) “вступили в сговор с иностранцами, помышляя
сокрыть от Высочайшей власти всякие сведения о противузаконном городе”. В то
же время в доносе говорилось, что все участники совета, не исключая Освальди, плохо изъяснявшегося по-русски, “рассуждали касательно того, каким образом
было бы сподручнее осведомить о случившемся Государя Императора”.
В каких именно словах, хотел знать Платов, следует доложить царю Александру о
том, что в некоторый час октябрьского утра, когда вдруг разрушился стойкий
туман и нечаянно открылись степные горизонты, был обнаружен на территории
империи неведомый город. Веселовский передает фразу, сказанную по этому поводу
Петром Иордановым. Поднявшись со стула и обратившись к атаману, который сидел
в медвежьей шубе в центре зала на борту своей лодки, крепко стиснутой льдом, асессор произнес: “Таковых слов, ваше превосходительство, совершенно не
существует”.
Атаман ничего не ответил на это. Голова его едва выглядывала из-под тяжелой
шубы. Он смотрел на своих офицеров сквозь просвет между краями поднятого
воротника. Брови его непрестанно шевелились и изгибались, словно отображая
беспокойное движение мыслей. Обстановка в зале, как рисует ее доносчик, вполне
соответствовала совершающемуся действу — холод, сумрак, зашторенные окна, дюжина свечей в настольных шандалах. Между тем и платовским старшинам
приходили на ум разнообразные мысли, которые то воодушевляли их, то повергали
в оцепенение — “атаковать город конницей”; “разрушить осадными орудиями”; “сочинить имя и нанести на карту”; “объявить собственностью Войска”.
