Кобзарь | страница 61



А Ярина их слушала

да святым молилась. Умолила.

Перед постом

они поженились...


Вот и конец моей песне.

Не дивитесь, люди!

Что бывало — миновало

и снова не будет.

Позабыты мои слезы,

не бьется, в обиде,

сердце старое, черствеет,

и очи не видят...

Ни хатенки этой белой

под синью небесной,

ни долины приветливой,

ни темного леса,

ни девической улыбки,

ни красы ребячьей

я веселыми не вижу:

все гибнет, все плачет.

Я и рад бы где укрыться,

только где — не знаю.

Всюду горе, всюду стонут,

Бога проклинают.

Сердце вянет, каменеет,

и не носят ноги,

и устал я, одинокий,

на своей дороге.

Оттого кричу, как ворон,

на злую примету:

солнце тучею покрылось,

и не видно свету.

Еле-еле к полуночи

сердцем прозреваю,

свою немощную песню

людям посылаю.

За живой водой и мертвой

ворон улетает,

Иногда, ее добывши,

сердце окропляет.

И зажжется огонечек,

с темнотою споря,

и начну рассказ про счастье,

а сверну на горе.

Вот и нынче про слепого

я рассказ кончаю,

а свести концы с концами

как складней — не знаю.

Так как не было на свете

этакого дива,

чтоб жена с незрячим мужем

прожила счастливо.

А вот — сталось это диво:

год, другой на убыль,

вот они в саду друг с дружкой,

радостны, и любы.

И старик — отец счастливый —

перед светлым домом

учит маленького внука

вежливым поклонам.


Подземелье


Три души


Как снег, три пташечки летели

через Субботово и сели

на крест, который чуть стоит

на старой церкви. «Бог простит:

мы — пташки-души, а не люди.

Отсюда нам виднее будет,

как разрывать начнут подвал.

Хоть бы скорей уж начинали,

тогда б и в рай нас повпускали, —

ведь так господь Петру сказал:

«Тогда ты в рай их повпускаешь,

когда начальство раскопает

и славный обкрадет подвал».


Первая душа:

«Как была я человеком,

то Присею звалась;

здесь-то вот и родилась я,

здесь и вырастала.

Здесь, бывало, на погосте,

я с детьми гуляю,

да с Юрусем-гетманичем

в жмурки я играю.

Гетманша, бывало, выйдет,

позовет, бывало,

в дом — вон там, где клуня нынче,

и всего немало

даст — инжиру да изюму

и на руках носит.

Если ж к гетману приедут

из Чигрина гости,

так вот и шлют вновь за мною.

Оденут, обуют,

на руки берет сам гетман,

носит и целует.

Вот так-то я в Субботове

росла-вырастала!

Как цветочек; и меня все

любили, ласкали.

Не сказала я вовеки

даже слова злого

никому. Была красива,

да и черноброва.

Все-то мною любовались,

уж и сватать стали;

у меня ведь в это время

полотенца ткались.

Вот-вот скоро б подавала,

да вдруг наважденье!

Ранним-рано, в пост Филиппов,

как раз в воскресенье,

я шла за водою...

Уж давно криница

обвалилась и высохла,