люди в сердце ранят —
он поплачет над могилой,
вот и легче станет.
А тому на белом свете —
что тому осталось,
от кого отец отрекся
и мать отказалась?
Что подкидышу осталось?
Слезы да тревоги,
да еще песок сыпучий
на большой дороге.
На что ему эти брови —
чтоб его узнали?
Подарила их, не скрыла...
Лучше б полиняли!
Шел кобзарь в далекий Киев,
шел и сел дорогой.
Тут же, с нищенской сумою,
мальчик чернобровый.
Головой на грудь склонился,
дремлет, засыпает.
А тем временем Иисуса
кобзарь напевает.
Кто проходит, тот не минет —
грош иль бублик кинет;
кто — слепому, а девчата —
тому сиротине.
Чернобровые дивятся:
«Голый, босый, хилый.
Мать дала такие брови —
счастье дать забыла!»
Едет пышная карета
в Киев шестернею,
господин сидит в карете
со своей семьею.
Вот она остановилась
перед бедняками.
Подбежал Ивась к оконцу,
замахал руками.
Ивасю бросает деньги
молодая пани.
Глянул пан — и отвернулся
сразу от Ивана.
Он узнал и эти брови,
он узнал и очи...
Повстречал родного сына,
только взять не хочет.
«Как зовут?» — спросила пани.
«Ивась».— «Какой милый!»
Кони тронулись, и пылью
бедняков покрыло...
Посчитали, что собрали,
потихоньку встали,
помолилися на солнце,
пошли, зашагали.
Сидит кобзарь у дороги,
на кобзе играет;
кругом хлопцы да девчата,
как жар-цвет, сияют.
Поет кобзарь, струной вторит,
говорит словами,
как соседи — орда, ляхи —
бились с казаками;
как сходились запорожцы
поутру в кручине,
хоронили товарища
в зеленой лощине.
Поет кобзарь, струны вторят,
и горе смеется...
«Была пора гетманщины,
назад не вернется;
была пора — пановали,
да больше не будем,
только славы казачества
вовек не забудем!
Идет туча от Лимана,
а другая с поля;
затужила Украина —
такая уж доля!
Затужила, зарыдала,
как младенец малый.
Никто больше не поможет...
Казачество пало;
слава пала, отцовщина —
все гибнет на свете;
вырастают, некрещены,
казацкие дети;
милуются, невенчаны;
без попа хоронят;
запродана врагам вера —
печать на иконе!..
Как вороны, черной стаей
ляхи, униаты
налетают — не дождемся
поныне расплаты!
Поднимался Наливайко —
не стало Кравчины.
Поднялся казак Павлюга —
пропал, неповинный!
Поднялся Тарас Трясило
с горькими слезами:
«Бедная ты Украина,
сломлена врагами!
Украина, Украина!
Мать моя родная!
Только вспомню твою долю,
душой зарыдаю!
Куда делось казачество,
жупаны цветные?
Куда делась доля-воля,
гетманы седые?
Где все это? Ушло с дымом?
Или затопило
сине море твои горы,
курганы-могилы?
Молчат горы, шумит море,
курганы тоскуют,
гнутся дети казацкие
под вражьей рукою!
Спите, горы! Шуми, море!
