Тем не менее Мэри понимала, что должна благодарить судьбу. Мясо и зелень в девять и в час каждый день; никаких пряностей, потому что «пряная пища может возбудить женскую сущность», как сухо пояснила смотрительница, но все же это была полноценная еда, и к тому же бесплатная. Обитательницы Магдалины должны были читать молитвы до и после вкушения пищи, но к этому Мэри привыкла еще в школе. При желании она могла бы пересказать наизусть весь молитвослов. Чай был не настоящий, вместо него давали настой шалфея, но, по крайней мере, напиток был горячим. Когда в самый первый день для Мэри за обедом заполнили целиком тарелку, она подумала, что столько еды полагалось на целую семью Дигот — давным-давно, в подвале на Черинг-Кросс-Роуд.
Первые дни пролетели как в полусне. Мэри ела и спала. Кашель понемногу проходил. Даже ее обветренные губы снова стали мягкими.
Сестра Батлер постоянно напоминала девушкам, что они не должны рассказывать друг другу истории из прежней жизни. Как глупо, думала Мэри, ожидать от шлюхи, что она забудет о своем ремесле, когда живет бок о бок с дюжинами своих товарок. Утром перед завтраком смотрительница обратилась к «кающимся» с речью, и ее глаза горели неподдельным чувством.
— Вам дана великая возможность отбросить прошлое и начать жизнь заново, — сказала она.
В остальном правила были простыми: никакой выпивки, лежания на постели среди дня, сквернословия, азартных игр, споров и непристойностей. Здесь никого не держат против воли.
Больше всего Мэри не хватало выпивки. После целой недели без единого глотка бренди, которое рождало такое приятное тепло в желудке, она почти решилась на побег. Им давали свежую воду, но это было все равно что пить пустоту. После нее Мэри чувствовала еще большую жажду. Идея состояла в том, чтобы стереть прошлое кающихся грешниц, словно мел с грифельной доски. Заставить их забыть, кто они такие.
Но она пообещала Куколке, что попробует… и с крыши за окном уже свисали сосульки, и зима оказалась именно такой лютой, как предсказывалось. Мэри сворачивалась калачиком под одеялом и думала о других женщинах, тех, кого отказались принять в Святой Магдалине — из-за того, что они были слишком старыми, или слишком больными, или слишком плохо изображали раскаяние. У скольких из них есть крыша над головой в эту ночь? Разумеется, плакать о них она бы не стала. Каждая сама за себя, как всегда говорила Куколка.
Что там еще она говорила? Никогда не расставайся со своей свободой.
