Адельберг уже миновал площадь, справа был дом инженера Джибелло-Сокко, он стоял в самом центре города, в нескольких десятках метров от собора, на пути в Чуринский магазин; мимо него нельзя было пройти, и они с Анной часто останавливались и любовались его высокими, устремлёнными вверх гранёными формами. Джибелло-Сокко возвышался, как альпийская скала, и в этом не было загадки, потому что его хозяин-итальянец – известный в Маньчжурии строитель горных железнодорожных мостов – был ещё и архитектор-волшебник, который сам себе и нарисовал, и выстроил этот дом!
Александр Петрович остановился. Несколько минут он любовался: лепниной, замысловатым растительным рисунком, картушами, амурами. Как-то он сказал жене, что, когда смотрит на него и другие харбинские дома в стиле модерн, у него в голове начинает звучать «Болеро» Равеля. Анна улыбнулась, в музыкальном отношении она была образована несравненно лучше, и сказала, что «Болеро» вырастает из первых отдельных нот, сначала совсем тихих, и только постепенно наращивает аккорды, ритм и превращается в громадное, в эдакую… «Осязаемую материю!» – подсказал тогда Александр Петрович. А здесь глаз сперва окидывал весь особняк и оценивал его целиком: его объём, его пропорции – и только потом начинал выбирать детали – сначала крупные: оконные переплёты, наличники, их форму и плавные линии; потом помельче; они множатся и чередуются, дробятся на отдельные фрагменты, как ноты, почти не повторяясь, а если повторяются, то одна деталь отличается от такой же соседней или похожа на неё только отчасти. По её словам получалось, что если «Болеро» и имеет сходство с архитектурой в стиле модерн, то только в обратном порядке. А Александру Петровичу это было всё равно – он любовался особняком инженера Петра Ивановича Джибелло-Сокко, и в голове у него звучало «Болеро».
Коити Кэндзи перед тем, как идти к Юшкову на Гиринскую, зашёл в миссию. На лестнице он разминулся с Сорокиным. Несмотря на прошедшие семь лет, он его узнал, но не подал виду, поэтому не стал здороваться. По взгляду спускавшегося Сорокина он понял, что и тот его узнал, но тоже не подал виду.
До захода к генералу он прошёл по кабинетам, не обнаружил ни одного старого знакомого и постучал в дверь Асакусы.
– Входите, – услышал он.
Кэндзи вошёл и никого не увидел.
– Заходите, капитан, заходите! Я сейчас выйду.
Асакуса вышел из-за ширмы и, не поздоровавшись, спросил:
– Ничего не слышали о бомбардировке?
