Но больше всего беспокоило то, что утром по дороге на работу я встречал не меньше четырёх или пяти старушек, с трудом пробиравшихся по снегу, одетых в лохмотья, рывшихся в мусорных баках в поисках стеклянных бутылок, чтобы выручить за каждую несколько копеек в пункте приёма стеклотары. Это были не бездомные нищенки, знакомые жителям Парижа или Лос-Анжелеса. Это были не маргиналы и не сумасшедшие. Это были порядочные люди, верившие в свою советскую систему так же, как и их западные сверстники верили в свою, которые каждое утро отправлялись на работу с верой в то, что в ответ на их лояльность их скромные потребности будут всегда удовлетворены: небольшая пенсия, комната в коммунальной квартире, дешёвые коммунальные услуги, транспорт и здравоохранение. Как оказалось, они были лишены и работы, и ожидавшейся пенсии, унижены в результате одного из случайных исторических процессов, низведены до необходимости рыться в мусорных баках, чтобы обеспечить своё физическое выживание.
После распада СССР прошло шесть лет, а экономическое восстановление все никак не наступало. Зато ухудшение социально-экономических показателей России наложилось на упорное желание верить в чудо. Освещение в прессе представляло собой необычную смесь наивного оптимизма — чрезмерной похвалы «беспорядочного, но динамичного броска к свободе» этой новой страны — и эмоционально окрашенные статьи и очерки из жизни обычных людей с их повседневными заботами. Наряду с восторженной похвалой эксперименту по переходу России к свободному рынку были и сенсационные статьи о кровожадных олигархах и убийствах на уличных перекрёстках.
Сегодня уже легко забыть живительную силу гласности того времени: все знали, кто становился баснословно богатым, завладевая государственным имуществом, кто получал взятки в особо крупных размерах, кто мог прибегать к «чрезвычайным мерам», чтобы заставить своих оппонентов замолчать. Читателям было хорошо знакомо выражение «кровожадные олигархи»: откровенные статьи о сексе и насилии положительно отражаются на тиражах газет, а положения закона о борьбе с клеветой и соображения личной безопасности требовали не называть имён и публиковать недостаточно чёткие фотографии. Благодаря полной безнаказанности наиболее могущественные магнаты даже не беспокоились о скрытии следов своих преступлений. Окружавшая некоторых из них атмосфера страха оказалась достаточно удобной: было проще и намного экономнее нейтрализовать своих оппонентов страхом, чем заказными убийствами. Одним из самых жестоких олигархов, которого боялись больше всего, был Михаил Ходорковский и его группа «Менатеп», вознесенная через несколько лет до небес в западной прессе как самое невероятное олицетворение «российских реформ».
