– Немчик-то наш, – совершенно серьезно разъяснял улыбающимся в густые бороды казакам один из обозных мужичков. – Сам-то мзды не брал, но и другим не мешал. Этот его литвин носатый даже и приплачивал с генеральского кошта писарчукам простым. При ём в городе чтобы не при деле мужик – так и нетути таких! Всем работу нашел. На стройке али в порту, в Черемошниках. Видать, кому-то поперек горла встало, что люд дышать стал, деньга в мошне завелася.
– Как Лерхова нашенского погнали, – тут же поддакнул другой, – в присутствие без пятиалтынного и входить боязно. Чернильные души как с цепи посрывались. Забоялися, что при новом-то начальнике и подношения брать не дадут, и литвин больше приплачивать не станет. К хорошему-то быстро попривыкли. Теперича только опасаются.
– Акулов-то, старший который. Ну тот, что по морде от немчика на пожаре получил, а опосля у него же в обчестве приказчиком стал. Так вот! Акулов давеча в магистрате опять шумел. Кричал, что, дескать, надобно немца нашего пропавшего в почетные горожане приимать. А Тецков ему – мол, странно это, что важный такой господин и вдруг исчез. Его, мол, и жандармы сыскать не могут. Можа, он уже и неживой, не дай Господь, в сугробе где ни то лежит, а мы иво в почетные.
– А тот чего? Ни в жисть не поверю, что Акулов да слово в карман спрятал!
– Дык и не спрятал. Прохоровский мальчонка… Ну того, что варежки из лосячьей кожи шьет… Ну с Болота! Во-о-от! Пацан-то евойный в посыльных у Лерхова нашего служил, а там и гимназю закончил. Его писарем в магистрат приняли, парнишка-то с головой и буквы складывать мастер. Вот он батяне и пересказал, как Акулов-то с Тецковым ор на весь Обруб подняли.
– Дык а чего шумели-то?
– Так Акулов все напирал. Вернется, дескать, бывший губернатор, куда он от усадьбы своей богатой денется?! Люди со всех краев на чудо такое посмотреть приходят…
– А Тецков чего?
– А, кричит – ну и вернется, нам-то чего? А Акулов – глотка-то у иво что труба Иерихонская – мол, а ну как новый начальник немчика нашего из Томска выгонять станет? А бывший-то и тебе, и мне, и, почитай, всему городу столько добра принес, что и сравнить не с кем. Как же можно-то его выгонять?
– А этот, новый начальник, – решился поинтересоваться я, прикрыв на всякий случай нижнюю часть лица башлыком. – Уж не родня ли нашему Родзянко, Николаю Павловичу? Тому, что советником при губернском правлении?
– Ага! – обрадовался мужичок. – Вот и обчество попервой так решило. Ан нет! Фамилия одинаковая, а род, видно, разный! Нашему Родзянке-то теперича точно жизни не станет. Их ведь путать будут, а какому начальнику это по сердцу?
