Фундис слушала быль, словно сказку, порою сочувственно охая и восклицая: «Да ты что!», «Вот паразиты!», «От древесных эльфов другого не жди!», «А ты храбрый!» – и другие приятные уху Федра вещи.
– А что творится у вас? – спросил он, закончив рассказ. – Мы в Верхнем мире почти ничего не знаем о Подтеменье. В основном всякую ерунду со слов эльфов. Будто у драу сплошное мракобесие: чернокнижники, жертвоприношения, матриархат…
Фундис внезапно вспылила. Вскочила, так что халат распахнулся, и крикнула:
– Придержи язык, человек, или я его тебе отрежу! Матриархат – самый передовой общественный строй! А без кровавых обрядов не постичь главных тайн магии.
– Э-э-э… ну, я так и сказал. Это эльфийские прихвостни клевещут, но я их решительно осуждаю! Хочешь, назову несколько имен? Сейчас, только вспомню…
– Не трудись, – отмахнулась маджаи. – За свои преступления эти ничтожества рано или поздно ответят перед всемогущей Ллот.
Оказалось, что большинство драу почитают именно эту богиню. После исхода из Верхнего мира в Подтеменье победило учение, что женщины главнее мужчин. Сначала это распространялось только на духовную жизнь – в жрицы Ллот принимались лишь женщины. Но затем законы матриархата начали расширяться и на прочие сферы. Теперь же мужчинам оставили пустячную магию вроде ветеринарной и сельскохозяйственной, да последнее прибежище героев – воинское искусство. Но и там женщины, будучи выше и сильнее, их постепенно теснили.
– Лихо тут у вас, – уважительно сказал Федр, когда эльфийка сделала паузу, чтоб промочить горло из круглой серебряной фляжки. – А тебе правда две тысячи лет?
Фундис рассмеялась.
– Неужели я выгляжу такой зрелой? Нет, Федр, мне всего-то триста. Маловато, конечно, но ведь и ты еще юн, как говоришь.
Она поднялась с камня, быстро переоделась, повесила флягу на пояс, а нож вложила в ножны, после чего повелительно указала пальцем на «купальник» и халат.
– Забери это. Мы возвращаемся в лагерь. Попробуем разбудить твоего хорхоя в моем шатре. Есть у меня парочка заклинаний в арсенале…
– Какого еще хорхоя?
– О, Ллот! – Девушка вздохнула. – Это иносказание. Так зовутся наши верховые черви. Они довольно мягкие, за исключением головы. Но когда самцы сражаются за самку, то вытягиваются во весь рост и их тело твердеет.
Едва они тронулись в путь, позади что-то грузно плюхнулось в воду. Тотчас же раздался рев, а за ним – хруст.
Федр обернулся. В озере, рядом с тем местом, где они только что так мило беседовали, плескался Булька. Между широких зубов у него торчало, извиваясь, что-то длинное и полосатое. Присмотревшись, политсоветник разобрал, что это двухголовая змея, толщиной в руку прекрасной Фундис. Больше он не успел разглядеть ничего. Булька мотнул башкой, и двухголовая гадина целиком исчезла у него в пасти. Задвигалась квадратная челюсть.
