– Нет, – мотаю головой, – не знаю.
– Тогда объяснять бессмысленно. Если честно, то я… – Анатолий заливисто хохочет. – Я просто взломал программу! Ха-ха-ха! Поэтому я ее всегда опережаю на ход, и она меня никогда не убьет!
Солидность с него слетает, как шелуха, он превращается в обычного мальчишку, любящего проказничать и нарушать данные взрослыми установления.
– Ах, ты… Молодец, все-таки – молодец!
Гога встает, пошатываясь, и целует сына в темечко.
– Ну, ты, чего колешься своей бородой…
– Ладно, не буду, не буду… А? Каков бандит?! Взломал, говорит, вскрыл, как консервную банку!
Когда Рая подкатывает к столу инвалидную коляску, мальчик протестует: не хочу, говорит, к ней привыкать! Он спрыгивает на пол, сразу сделавшись карликом, потому что… у него отсутствуют ноги! Анатолий передвигается с помощью рук, быстро вскарабкивается на стул и, отдышавшись, сердито говорит:
– По нашим дорогам все равно на коляске не проедешь! Если надо, меня ребята на закорках куда хочешь донесут!
– Так хотя бы по дому, Толик…
– Не хочу!
Лицо Гоги кривит судорога, даже борода не может ее скрыть, а в глазу дрожит слеза.
– Да не трогай ты его… Он умница… Давай, сынок, за тебя!
Я вдруг вспоминаю, где слышал слово «сталкер». Это был фильм русского режиссера, который я смотрел много лет назад, и там тоже была Зона, и странные люди, которые отправлялись туда, ведомые еще более странным проводником… Кажется, у странного проводника была безногая дочь, двигавшая взглядом предметы. «А ты умеешь двигать взглядом предметы? – хочу спросить я. – Я знал одного необычного мальчика, он умел делать то, на что никто из взрослых не способен. И тоже говорил иногда такое, что волосы шевелились на голове…»
Но я не спрашиваю. Здешняя реальность представляет собой чудовищный микст из выдумки и фактов, даже фантазия гениального режиссера меркнет на этом фоне. Закат Европы… Зов Припяти… Рысь в квартире… Пьяная голова с трудом расставляет все это в подобие порядка, но тщетно. Порядка нет. А если нет, надо подчиняться беспорядку, покорно выпивая и постепенно теряя человеческий облик.
Спустя час (два часа? три?) я его настолько теряю, что сам становлюсь рысью, а может, коровой-лимузином. Мы уже на улице, слышен стрекот мотора, но я не понимаю: откуда? В этот момент из покосившегося сарая на мотоцикле вылетает Гога с развевающейся на ветру бородой, он похож на бога-Саваофа, оседлавшего мотоколесницу. «Залезай!» – командует он, а поскольку бога ослушаться нельзя, я лезу в коляску. Сэм усаживается на заднее сиденье, после чего Гога выруливает за ворота. Мы несемся по полям, не разбирая дороги. Куда несемся? Не дает ответа бородатый бог; и пассажир не дает, зато они оба что-то орут, кажется, песню. Я тоже запеваю песню – другую, на немецком языке. Вот где вечно враждующие наречия могут спеть в унисон, вот где настоящее единение! Слова не играют роли, важен дух, Der Geist, которому не страшен ни Закат Европы, ни огромные рогатые животные, со всех ног удирающие от мотоколесницы.
